Сотрудники один за другим исчезали за железной дверью подъезда. Ушла и Майра. Гулька всё мусолила окурок, вытягивая из него последние капли никотина. Наконец, бросила в заснеженную урну.
— Пошли, подруга, а то Мамкова вызверится. Слушай, я тут вчера такие прикольные босоножки купила — не поверишь! Сиреневенькие, каблучары во-от такие, и со стразами, прикинь? Давай вместе сходим, классный магазин, там кофтёнки на лето кислотные, прям на тебя. А то вечно ты как ворона — в чёрном бродишь. И когда уж пострижёшься?!
Ася скривилась:
— Да ладно. Жаба душит.
— Ну сколько можно под бедную студентку косить, Насырова? Не девочка, небось. — Гулька ловко подмазала губы и нырнула в подъезд.
Глава 4. ЖЖ. Записки записного краеведа. Всё ещё 12 декабря
«…История отеля „Луч Востока“ весьма любопытна. На углу улиц Иссык-Кульской и Командирской до прискорбного Октябрьского переворота находились так называемые „Доходные нумера Савойя“ некоей мадам Каравайской, выстроенные и торжественно открытые на заре нового двадцатого века. Место не пользовалось доброй славой среди порядочных зоркинских мещан, точнее было бы сказать, что репутация его была весьма скандальной.
Зоркий, бывший тогда типично русским колониальным городком, старой казачьей станицей на границе великой империи, не избежал модных столичных поветрий, и молодёжь со всем своим провинциальным энтузиазмом бросилась в пучину новейших наслаждений. Чаще всего это были скромные (на взгляд искушённого жителя нулевых годов) прогулки в кокаиновые кущи под ручку с барышнями не самого тяжёлого поведения. Всё это было солидно сдобрено политикой с одной стороны и бешеным декадансом — с другой. Модно (как сказали бы сегодня — круто) было состоять, во-первых, в тайном обществе и с придыханием беседовать об эсерах и экономических реформах, а во-вторых — в скандальной связи с экзальтированной дамой, витийствующей о похоронных бубнах, дикой дрожи сладострастья и звенящих Арлекинах…
Бури второго десятилетия XX века пронеслись над нумерами почти незаметно, старые фото демонстрируют чуть просевшую кровлю и облепленные лозунгами стены. Здание было, разумеется, реквизировано большевиками, и в нём с места в карьер начал заседать местный реввоенсовет. В окрестностях Зоркого шныряло множество стремившихся в Монголию и Китай казачков и прочей белогвардейщины, так что знаменитый подвал мадам Каравайской, некогда носивший поэтическое имя „Кафе Бездна“ и бывший приютом местной богемы, получил новое кровожадное амплуа.
В середине тридцатых „Доходные нумера Савойя“ были отремонтированы и переименованы в „Дом колхозника“. Переименованы, кстати, были и многие улицы Зоркого, так что „Дом колхозника“ получил и новый адрес — Луначарского/Парижской Коммуны. Фасад бывших нумеров в процессе ремонта украсили модным тогда архитектурным изыском: на уровне второго этажа по сторонам от входа в кирпичной кладке пробили нишки. В недрах первой поместилась каменная девушка с серпом в руках, в недрах второй — каменный же юноша в папахе, ведший в поводу очаровательного барашка. Такие вот крестьянка и пастух. Гостиница же, как и следовало из её названия, была предназначена для нужд самого простого люда из глубинки. Никаких отдельных нумеров, конечно же, уже не было, крестьянки и пастухи заселялись в огромные многокоечные залы по принципу общежития.
Протекли над по-прежнему слегка просевшей кровлей годы и десятилетия. Во время Великой Отечественной „Дом колхозника“ стал пристанищем эвакуированных москвичей и ленинградцев, в большинстве своём режиссёров, актёров, писателей, художников, журналистов. С их лёгкой руки в городе и повелось называть старую гостиницу гостеприимным Крестьянским домом.
Дальше… Оттепель, застой, сырые стены, поражённые жучком и плесенью, отвратительные запахи общаги, скверная столовка, вечная табличка у входа „Мест нет“, орды щетинистых советских командировочных в мятых плащах, с воспалёнными глазами и вечным кочевым гастритом…
После обретения Буркутией желанной независимости Крестьянский дом некоторое время влачил жалкое существование, переходя из рук в руки, постепенно ветшая, пока, наконец, не был куплен неким рачительным хозяином, сразу же одевшим порядком одряхлевшее здание в строительные леса. Вскоре на пересечении улиц Жарбарсын и Курман-битыра был открыт фешенебельный четырёхзвездочный отель „Луч Востока“.
Конечно, Крестьянский дом сейчас не узнать. Строители облицевали стены зеленой фаянсовой плиткой, вкрутили стеклопакеты, подвесили над входом громадный красный козырёк и установили шикарную вращающуюся дверь. Изнутри всё тоже поменялось самым радикальным образом: были восстановлены отдельные комнаты, правда, значительно уступавшие в размерах приснопамятным нумерам мадам Каравайской.