как будто смерть но рекламируют колготки
и в Малой опере какие-то билеты
и дрель и весь полезный опыт жизни
всё то благодаря чему казаться
мы продолжаем жать друг другу руки
желать счастливых снов здоровья медных
копеек положить на веки в прочерк
две в руки сквозь и осторожно двери
***
кто теперь тебе предлагает латте в шесть утра когда на улице еще темно
этот дешевый напиток переполненных городов спальных районов
пока люди пытаются забыть сегодняшний сон
размешивает деревянной палочкой «напій кавовий розчинний з ароматом карамелі»
кто теперь делая вид что время уйдет пенкой для придания безутешного вкуса талончиком без цифр
кто теперь понимает тебя хоть и сам ты не мог бы лучше
верить в молчание пустые улицы холодный дождь декабря это сердце
172
изобретает оправдания беспомощности ума неустойчивости танкетки
есть кофейная гуща чужой страны рассортированная на улице Шевченко в Золотоноше
есть подарочный набор стикеров есть фломастеры со вкусом лимона
кто теперь тебя укоряет говорит как не нужно
осколочную луну закрывая куском салфетки
***
делать вид что спишь смотреть на твою кожу
это монета два пенни с изображением королевы
дали на сдачу вот видишь возьми на память
наверное память лучше нас сквозь этот английский профиль
продеть веревочку и носить на шее тебя не помнить
нам не нужно строить дом сажать парк дружбы
фотографировать пионы разных людей и скуку
существования обсуждать что приготовить на ужин
нам не нужно получать сдачу в одной кассе
надеяться что монета однажды упадет нужной стороной
делить одно прошлое на двоих как черствый бублик
возьми на память храни вечно
потеряй через несколько дней где-то
вся жизнь бесплатна как на ладони
вспомнить нужную сторону вот
173
***
вот я именно тот человек который не читал Сэлинджера то есть читал рассказы про рыбку-бананку
и плотников в хрестоматии для какого-то класса
и даже роман Бегбедера читал про него и Уну
а «Над пропастью» нет и теперь как-то странно читать если всё пережил на три жизни вперед
и мы были совсем не те кого мы тут будем обманывать делать вид что нас интересует
куда деваются утки в Центральном парке
может быть они все утонули даже наверняка
вот я именно тот человек который не различает жизнь и литературу
настоящую жизнь и настоящую литературу думает что это одно и то же
одна и та же жизнь разбитая на несколько текстов равной длины
одна и та же литература закольцованная на этом сюжете
мы смотрим в одно и то же озеро Центрального парка
и даже не верим что раньше здесь были утки
***
неужели всё это исчезнет — форточка дым задвижка
реклама на радио «Ностальжи» тост за осознанность действий
плоды лимонного дерева магниты из городов для которых
не имеет значения существование нас и просить кого-то
запомнить как всё было сослагательное наклонение складывать в память
одни и те же истории неужели ты тоже
174
помнишь что кто-то курит а кто-то вдыхает дым и в ноябрьский ветер
прячет лицо теряясь до остановки
***
наверное ты это просто повод себя не любить а за что и верно любить себя любовь это дело
привычки
за столько лет привыкаешь к себе расстаться уже никак зачем здесь чужие
ад существует он полон нами глядящимися в твои зеркала
а я не смогу отразиться здесь ручей говорит Нарциссу
я полон ряски и металлолома разных бесполезных приемников УКВ которые теперь артефакты
от твоего отсутствия в моей жизни честно сказать ничего не изменилось
но я не буду говорить честно мы приемные дети постмодернизма
каждая фигура отсутствия подразумевает кого-то
так они смотрят друг в друга ручей и Нарцисс кто кого пересмотрит
кто кого перебудет слова которые мимо камушки водоема
или я утону в тебе или мы захлебнемся вместе
в этом темном месте текста не поддающемся толкованию
так я отражался в его глазах пока наше чахлое солнце не иссушило его до самого ила
а потом закрыл зеркало старым журналом с диссидентскими мемуарами и долго пил
но всё же не удалось
175
***
может быть хотите знать, что там случилось,
коротко и ясно — Маруся отравилась
*********
и я могла бы решиться любой Марусе под стать
и свою бесполезную жизнь под эту песню сверстать
она лежит в холодной невской воде как модель Росетти
и петропавловской гальки бросают ей в веко дети
она умрет в осьмнадцатый год Русь слиняла в три дня и ладно