В этот момент обгоревшая капсула пепла с его сигареты упала на джинсы Колосова.
– Вот, блин! – Он стряхнул пепел, затем, посмотрев на Гришку и задумавшись, мысленно представил, как через час ему придётся выносить его отсюда.
– Ну, так ты рисуешь? Или после смерти Марины совсем зачах, а?
Колосов растерялся и не знал, что ответить, язык непроизвольно выдал:
– Редко, но рисую. Сейчас я вернулся к восковым маскам.
Рощин, немного качнувшись на месте, продолжил свои расспросы:
– Значит, снова занялся воском? Отлично, хотел бы я хоть раз глазочком посмотреть на твои творения. Это хоть деньги тебе приносит? Наверное, у тебя теперь вся комната в этих масках. Слушай, Ярик. Сделай мне маску, а?
Нахмурившись, Колосов посмотрел на него и ответил:
– Зачем же она тебе нужна? Тебе и без маски хорошо. У меня новый проект для одной музейной выставки восковых фигур. Нынешний начальник этого проекта и главный его вкладчик сделал мне заказ на несколько скульптур, которые я ему должен предоставить уже через две недели. Знаешь, Гри… нам уже скоро надо по домам. Мне предстоит ещё много работы. Завтра вечером нужно идти в мастерскую на первичный осмотр.
Рощин недовольно пробурчал, еле стоя на ногах:
– Вот, значит, как. Это, конечно, похвально, но послушай же, Ярик… сколько мы уже не виделись, не сидели вот так, как сидим сейчас. Сегодня я так рад, что мы с тобой снова вместе, друг ты мой бесценный.
Рощин попытался сесть на барный стул и чуть не упал. Он был сильно пьян.
– Сделаешь мне маску, а? Я надену её и буду скрывать ото всех своё смеющееся лицо.
Перекидывая его руку через своё плечо, Колосов ответил:
– Хорошо, Гри… сейчас пойдём ко мне, до тебя всё равно уже не ходит транспорт, но при одном условии. Сегодня ты больше уже не будешь пить.
Рощин стал икать.
– Клянусь орденом Феникса. У меня ещё есть заначка. Раскурим ведь ещё разок моего табачку?
Колосов, обходя бильярдные столы, старался удерживать равновесие обоих.
– Пойдём, Гри, по пути решим.
Он двигался вместе с ним к выходу из прокуренного бара, в котором, как ему показалось, не осталось уже никого, кроме спящего завсегдатая и бармена. Бар был насквозь пропитан дымом и с неким отчаянием погружался в свою мёртвую тишину.
Мысленно он представил себе необычную сцену: директор ночью умрёт от сердечного приступа, и его жена, позвонив в «Скорую помощь» под утро, слишком припозднится – её муж будет уже лежать грузной массой на спине и непонятным взором смотреть в потолок. Этот бар как одна большая декорация больше не примет своих актёров, и только жизнь расставит всё по своим местам. Всё изменяется, таково правило существования.
Ему всегда нравилось представлять подобные картины, его естество протестовало.
Колосов подумал и вздохнул.
– К чёрту декорации. Только звёздное небо и долгожданные глотки свежего воздуха. Как же прекрасно это ночное небо, его созвездия Большой и Малой Медведицы. Прекрасен и тонкий месяц, с острыми, как лезвия, краями, который как заколка прикреплён к тёмной вуали ночи.
Рощин остановился.
– Как сегодня красиво – романтика чистой воды. Звёзд-то сколько! Ух… Вот скажи мне, Ярик, что нас ожидает дальше? Мне всю жизнь казалось, что ты точно можешь дать ответ на этот вопрос.
Колосов не отвечал, он продолжал идти и смотреть на звёздное небо.
– Вот, возьми, насладись вкусом…
Рощин протянул ему скрученную папироску.
На мгновение Колосов вдруг заметил, что они стояли прямо напротив нарисованного сердца на асфальте, в центре которого мелькала аккуратная с завитушками надпись:
«Я тебя люблю».
И чуть ниже:
«Твоя Маринка».
Да будут прокляты эти совпадения – первое, что промелькнуло в голове Колосова. В этот момент над их головами, каркая, пролетел чёрный ворон.
Резкая головная боль пронзила мозг, будто бешеная пуля.
У Колосова задёргало виски, его руки задрожали.
Свист, раз, два, и всё – наступила глубокая тишина.
Он открыл зажмуренные глаза и увидел перед собой освещённого фонарным светом Рощина, который серьёзным взглядом смотрел на него.
Колосов слабо улыбнулся побледневшими губами. Он подумал о том, что полчаса назад в баре его друг еле держался на ногах, а сейчас уже стоял, не качаясь, и совершенно трезвым взглядом смотрел на него.
Пока они шли по ночным улицам, Рощин в перерывах между молчанием продолжал задавать Колосову вопросы о его самочувствии.