Поправив стойку своей белой сорочки, Слэйн по привычке покрутил своими любимыми запонками с искусно выведенными чёрными сапфирами и направился в сторону лифта.
В голове продолжали тараторить голоса, это раздражало и одновременно обессиливало.
Это так просто, когда болит голова, выйти из небоскреба и прогуляться до охраняемого скверика, единственного в этом огромном мегаполисе.
Сквер привлекал Слэйна своей уникальностью: несколько скамеек, немного деревьев и огромный фонтан в виде амурчика, пускающего свои стрелы в разные стороны. Ему вспомнилось, что фонтан хотели снести, а на его месте установить один из автоматов энергополя. Эти творения неунывающего профессора Эдинсона красовались уже во многих городах страны. Об этом писали в местных новостях, которые Слэйн читал с волнением, а ужасающие подробности он получал от виртуального друга Аль Капоне.
«Кто это? – иногда спрашивал он сам себя. – Откуда я его знаю? Он не из моего колледжа, тем более фотографии, которые присылает этот тип, больше похожи на «качественную липу», чем на оригинал».
Думы и сомнения разрывали голову несчастного Слэйна – на фотографиях был изображен человек, очень похожий на него, стоявший в обнимку с Аль Капоне. Но в памяти не сохранилось ни одного воспоминания, потому казалось неправдоподобным. В ответ Слэйн начинал писать, что это не он. В свою очередь Аль Капоне присылал хохочущие на всю комнату виртуальные смайлики. Примерно через год Капоне стал студенческим другом Слэйна. В самом начале Слэйн хотел разобраться во всём этом беспорядке, но как только он начал «копать глубже», то неожиданно осознал, что совершенно не помнит учёбу в колледже. Его личный врач доктор Мэйс уверял, что потеря памяти произошла из-за аварии и что со временем что-то может восстановиться.
Да и ладно, успокаивал себя Слэйн. Интересный и загадочный тип этот Капоне, а жизнь настолько скучна и однообразна. Почему бы и не поиграть в подобные игры? Пожалуй, это одна из главных слабостей современного человека – просто и безгранично влюбляться в загадки и головоломки.
Слэйн двигался к своему любимому месту, и мысли целиком охватывали его мозг, периодически сменяя друг друга. От этого начиналась жуткая мигрень.
Автоматы для энергополя были как зарядка для батареек.
– Но ведь люди – не роботы, – упорно твердил Слэйн. После просмотра одного запрещенного фильма он стал менять своё мнение по поводу всего, что его окружало. Например, про то, что профессор Эдинсон – не человек только потому, что все его методы основаны на гениально простом материально-энергетическом поле. Всё у него просто: человек выпил энерген и счастлив, оптимистически улыбается, доволен жизнью. Если не выпил – конец, финито, депрессия, которая ведет к полнейшему безумству.
Когда Слэйн подошёл ближе к скверу, у него неожиданно что-то щёлкнуло в голове, словно маленькая помеха в передаче Вирт-реального изображения во время сильного ветра.
– Слава Истине Величайшего Существования! – еле слышно прошептал Слэйн. Фонтан ещё не был тронут цепкими когтями органов контроля действий сторонней реальности.
Он здесь, в нём амурчик, пускающий стрелы неизвестной любви. Сверкающая на солнце струйка воды, выходящая из его маленького достоинства, словно давала ему огромное превосходство перед миром наблюдателей. Видимо, именно это достоинство и спасло фонтан. Это же не классика, а всего лишь модернизм – писающий амурчик, полный любви.
Слэйн часто останавливался. Ему нравилось наблюдать за маленьким микромиром, разворачивающимся перед его взором, рядом с фонтаном.
Время было солидарно с его желанием, оно замедлялось, и он мысленно погружался в непонятное состояние невесомости.
Он садился на одну из скамеек и начинал просматривать несколько кадров из человеческих жизней неизвестных ему людей через водные струи старого фонтана.
Фонтан дышал своими загадками времени. В нём было нечто тайное, закрытое и психотропное.
Когда у Слэйна появлялось желание вкусить сладкого плода свободы, он часто приезжал сюда, садился на одну и ту же скамейку, доставал энерген и, попивая его, закрывал глаза. Под мягкий шум плескавшейся воды фонтана он становился совершенно бесплотным, слегка ощутимым, лёгким и нежным облаком. Под закрытыми глазами скрывалось сонное успокоение, и лишь где-то в мозгу мелькала мысль: «Наконец-то я здесь».