Критик из «Лос-Анджелес таймс» Эяль отвертелся, сославшись на стенокардию. Никто не замечает, как вслед за Эялем сбегает и Тимми на коньках.
Дакворт, похоже, не в восторге от стоического присутствия то ли Эрмы, то ли Эммы, то ли Эмили, но она замечает, что должна остаться, раз Тимми не вернется в школу на автобусе вместе с остальным классом. В конце концов, закон обязывает их присматривать за детьми. Учительница улыбается, объясняя это; она думает, что взрослый мужчина в галстуке-бабочке, хоть и развязанном, уж должен бы понимать такое. Но галстук-бабочка, видимо, превратил Дакворта в одного из тех эксцентричных типов, которым приходится объяснять подобные вещи. Женщина и сама была бы признательна, если бы ей объяснили, что происходит, так как отвлеклась на свои увлажнившиеся трусики и ничего не понимает.
— Расскажите мне еще раз, — просит то ли Эрма, то ли Эмма, то ли Эмили, наблюдая, как ее рука сама собой поднимается и касается плеча Леса.
— Мы, то есть я, — отвечает куратор Лес, — и эти два джентльмена хотели бы оставить Табби и Тимми…
— Он мой ученик, — вставляет то ли Эрма, то ли Эмма, то ли Эмили.
— Ах да, очень хорошо, — подмигивая, говорит Лес, подается вперед и кладет руку ей на спину. — Итак, мы собираемся оставить Табби и Тимми на пару часов вдвоем.
То ли Эрма, то ли Эмма, то ли Эмили кивает, трусики у нее теперь совсем мокрые.
Дакворт кивает.
Лес кивает.
Уэйлон вслух спрашивает, правильно ли он выставил диафрагму.
То ли Эрма, то ли Эмма, то ли Эмили придвигается к Лесу.
Лес понижает голос до шепота:
— Мы хотим, чтобы они поработали над новым произведением искусства. Эти джентльмены, как вам известно, из прессы и полагают, что у этих двоих, возможно, ТАЛАНТ.
Последнее слово он произносит нараспев, а тем временем его рука, лежащая на спине учительницы, сползает чуть ниже, чем положено, и оказывается прямо у нее на ягодицах.
— Простите, — лепечет то ли Эрма, то ли Эмма, то ли Эмили, краснея от стыда и прося пояснить сказанное, так как трусики у нее теперь хоть отжимай.
— Талант, — шепчет куратор.
По телу женщины пробегает дрожь.
— А, понятно, — говорит то ли Эрма, то ли Эмма, то ли Эмили, отходя от Леса, чтобы немного прийти в чувство. — Тимми всегда не хватало старательности. Я его классная руководительница, — впервые с оттенком гордости добавляет она.
— Ну ни хрена ж! — орет хоккеист Тимми, вернувшийся на выставку с набитым ртом. — Чего это тут вагиной несет?
Куратор и Дакворт переглядываются.
Уэйлон роется в своей сумке, ища другой тридцатипятимиллиметровый объектив.
Дакворт поворачивается и смотрит на Табби и Тимми.
— Мы оставим вас на пару часов, а потом вернемся и поглядим, что получилось.
Табби и Тимми смотрят друг на друга. У Табби урчит в животе, и она краснеет.
— Мне бы воды, — говорит она. — Пожалуйста. Дакворт смотрит на подчиненного.
Уэйлон берет большой пластиковый стакан. И передает его учительнице Тимми.
— Пожалуйста… — И кивает на свою камеру, словно давая понять, что он при исполнении.
— На третьем этаже есть фонтанчик, — сообщает Табби.
— Да, на третьем, — говорит Лес Дакворту.
Постукивая себя по подбородку и улыбаясь Табби, Дакворт обращается к учительнице:
— Этель, будьте так добры.
— Та вода ужасно теплая! — кричит Тимми. — Как дерьмо, говорю вам.
Фортепианная пауза
Эмма бродит по коридорам МСИ, позабыв про пластиковый стакан в руке. Глаза ее блуждают — она и ее подруги называют этот рассеянный взгляд «музейным». Слишком многое нужно обдумать и взвесить. Произведения искусства, охватывающие полувековой период истории, превратились в размытое пятно на периферии зрения, а перед мысленным взором учительницы стоит работа Тимми — первобытный образ Хаоса. И работа Табби, эфирный (или это слишком грубо?) образ Порядка. Эмма думает о своем отчиме, Мортоне. Он бы оценил и то, и другое, но отдал бы предпочтение тонкости Табби.
Уга-чака, уга-чака.
Путь к питьевому фонтанчику преграждает желтая табличка с надписью «Мокрый пол». Эмма решает, что она уже взрослая, ей тридцать лет, а Табби хочет пить, поэтому никакие таблички ее не остановят. Женщина чувствует, что это решение, это пофигистичное отношение, отзывающееся давним дежавю, когда в возрасте Тимми она наотрез отказалась от уроков игры на фортепиано, внушает ей воинственность. (Ей было тяжело все время держать спину.) Она решительно подходит к питьевому фонтанчику в углу, делает несколько глотков и вытирает с подбородка каплю. Тимми был прав. Вода теплая, как дерьмо.