К вечеру пушка была установлена, и японцы съехали с «Дианы». Иван Алексеевич иронически осмотрел их работу. Все было сделано кое-как, небрежно. «А откуда же будет идти линь?» — задал он себе вопрос. Перед пушкой в палубе должно быть отверстие, через которое линь поступит из трюма. Но его не было. Когда Норинов и Осипов вернулись на судно, Северов сказал им об этом.
— Новой пушки сейчас достать невозможно, — ответил Норинов. — Из этой мы будем стрелять в китов гранатами, а затем преследовать раненых животных и добивать. Есть же такой вид охоты?
Был, — вспомнил Иван Алексеевич рукопись отца. — Еще в прошлом веке.
Начнем со старины, Иван Алексеевич, — спокойно сказал Норинов. — Да, ящики с гранатами, что японцы привезли, не вскрывали?
Нет. Убрал в трюм, — доложил Северов. — А кто же у нас будет гарпунером?
Осипов, не принимавший участия в разговоре, похвалил Северова:
Ценю ваше беспокойство и заботу о наших делах, Иван Алексеевич. Вы для нас просто золотая находка!
Совершенно верно, — согласился Норинов. — Иван Алексеевич, я думаю, при нужде согласится на нашу просьбу стать капитаном «Дианы».
Если в этом будет необходимость, то это моя обязанность, как старшего помощника, — осторожно ответил Северов, не понимая, грубо ли ему льстят или же за этим кроется что-то другое. Осипов повернулся к Норинову:
Иван Алексеевич вправе знать, кто же будет у нас гарпунером, Игнатий Федорович?
Среди наших рабочих немало бывших артиллеристов. Практика у них большая. Стреляли по людям, а уж в огромного кита, конечно, попадут без промаха. — Норинов беспечно рассмеялся. — Прошу, господа, к ужину. На рассвете снимаемся с якоря...
2
...«Диана» шла на север. Заметно похолодало. Море потеряло свой теплый ласковый блеск, и темно-синяя вода с седовато-серыми гребнями волн дышала уже осенью. Солнце как будто поблекло, стало бледно-желтым. Шхуна приближалась к цели своего плавания. Слева по борту темнел скалистый восточный берег Камчатки. Палуба опустела. Людям надоело однообразное плавание, да и похолодание гнало их вниз, и они коротали время за картами, в болтовне.
Иван Алексеевич в меховой куртке ходил по палубе, заложив руки в боковые косые карманы. Тщательно выбритое лицо порозовело от встречного ветерка. За дни плаваний он посвежел, более молодо стали светиться его глаза. Когда Иван Алексеевич не думал о хозяевах и пассажирах шхуны, он был доволен и даже счастлив. Хорошая шхуна, благоприятная погода, исполнительная команда, опытный боцман — что еще надо для моряка, ведущего судно. Вот только мысли о целях экспедиции не давали покоя. Зачем все-таки «Диана» идет в бухту Круглых ворот? Северов раздумывал о словах, сказанных ему в порту: «Согласится на нашу просьбу стать капитаном». Они не были произнесены, между прочим, случайно. Норинов почти устранился от своих капитанских обязанностей, переложив все на Северова. Осипов против этого не возражал. Ивану Алексеевичу было приятно доверие и в то же время он держался настороже. Он не забывал о словах Хайрова и решил поступать так, как, по его мнению, поступил бы тот.
Не раз он заставал Норинова и Осипова в их каюте за картой Камчатки. Ее восточный берег был испещрен пометками. При его появлении разговоры над картой прекращались. Осипов и Норинов что-то скрывали.
До бухты Круглых ворот осталось немногим больше часа хода. Он пошел доложить об этом Норинову.
Входите прямо в бухту, — оживился капитан. — Вот и закончилось наше путешествие. Ни качки, ни шторма.
Так бы всегда, — улыбнулся Осипов. Северов уловил, что хозяин шхуны немного волнуется. Осипов был в сапогах, в наглухо застегнутом темном френче с большими карманами. Несмотря на полноту, в нем сейчас было что- то от военного. Даже одутловатое лицо приняло более решительное, строгое выражение.
Приказав рулевому переложить штурвал, Северов повел «Диану» в бухту Круглых ворот. Шхуна быстро приближалась к берегу, высокому, скалистому и мрачному своей обнаженностью. Нигде не было видно ни деревца, ни кустарника. Только птицы нарушали этот, казалось, вечный покой. На воде покачивались жирные глупыши, с утесов срывались кайры и, не достигая воды, переходили в полет.
Северов пристально смотрел вперед. Свое название бухта получила от каменной арки, которая перекинулась с утеса на утес почти правильной дугой, а под ней был широкий пролив в бухту. Ветра, время, море так отшлифовали и арку и утесы, что вход, казалось, был делом людских рук. Не раз мимо этой бухты проходил Иван Алексеевич, а вот заходить в нее не было случая. Сейчас он с любопытством разглядывал ворота. На палубу высыпали пассажиры, моряки. Арка надвигалась. Вот тень ее упала на палубу и заскользила по шхуне, по людям. «Диана» входила в бухту, раскрывавшуюся перед ней синим треугольником.
Острые глаза Ивана Алексеевича увидели, что в вершине треугольника в бухту впадает довольно широкая речка. Поблескивающая на солнце, она терялась среди
сопок.
— Держите к устью реки, — сказал Осипов, — там моя фактория.
— Опасно подходить близко к берегу, — Северов был готов в любую минуту дать в машину команду застопорить ход. — Я не знаю тут фарватера.
— Я скажу, где обычно суда бросают якорь, — сказал Осипов и шутливо добавил: — Тут уж я буду капитаном.
Берег становился ближе, можно было отчетливо рассмотреть на кем строения, а у самой воды людей. Навстречу шхуне уже шла шлюпка.
— Торопятся хозяина встретить, — самодовольно проговорил Осипов. — Видно есть чем меня порадовать.
Северова передернуло от этих слов, от тона, каким они были сказаны. Он внимательно рассматривал факторию, расположившуюся на правобережье реки. Скалы здесь отступали, и на небольшом ровном пятачке стояли три низких, сложенных из толстых бревен дома, соединенных между собой бревенчатыми переходами — коридорами. Толстые трубы, сложенные из дикого камня, поднимались над обомшелыми покатыми крышами. Почти у самой воды стоял навес.
Как уголок? — осведомился Осипов, заметив, что дикая, суровая красота этого уголка произвела на Северова впечатление.
Очень красиво, чудесно, — с восхищением признал Иван Алексеевич. Он не один испытывал это чувство. На палубе голоса притихли. Люди любовались природой. Осипов сказал:
— Вот теперь можно остановиться!
Иван Алексеевич передал команду — застопорить машину, — и «Диана», пройдя еще немного вперед, остановилась. С шумом упал якорь. К борту шхуны подошла шлюпка. По спущенному штормтрапу на палубу поднялся низкорослый человек, одетый в кухлянку и торбаса, с непокрытой головой. Черные, давно нестриженные волосы падали на лоб, закрывали уши. С лица, заросшего плотной с черным отливом бородой, угрюмо смотрели черные глаза.
— Здравствуй, здравствуй, Никитин, — протянул ему руку Осипов. — Не ждал?
— Ждал, — глуховатым голосом, не ответив на приветствие, сказал Никитин. — Многие про тебя справлялись.
Улыбка сбежала с лица Осипова. Он торопливо спросил:
Коннорс не заходил?
А кто такой? — Никитин подумал: — Нет, такого не бывало. Зачем он...
Но Осипов перебил его:
О делах потом, потом. А сейчас принимай гостей.
Всех этих? — Никитин взглядом указал на рабочих. — Тесновато будет.
Скоро уйдут, — успокоил Осипов и, поняв, что про говорился в присутствии Северова, торопливо добавил. — Построим барак, на китов будем охотиться.
Што-о? — Никитин с таким изумлением посмотрел на Осипова, словно услышал от него какую-то глупость: — Китов... С чего же это...
— Потом объясню, — раздраженно махнул рукой Осипов. — Начинай принимать груз.
— Сейчас подгоню шлюпку, — Никитин короткими, толстыми пальцами потеребил бороду. — Винца-то привез? Камчадалы совсем донимают.