Из «Прибавления» к «Московским ведомостям» следует, что 17 декабря 1758 года в «большой университетской аудитории» в присутствии завершивших учебный год студентов и гимназистов «держан был диспут из натуральной теологии на латинском языке», а из «Чистосердечного признания» — что переключившись, по-видимому, в 1760 году на новый для себя французский и продолжая «упражняться в переводах на российский язык с немецкого», Фонвизин с огромным удовольствием слушает блестящие лекции по логике доктора философии и профессора Московского университета (в то время еще и ректора гимназии) Иоганна Маттиаса Шадена на латинском языке. Отметим попутно, что для Фонвизина-гимназиста оба эти события напрямую связаны с его переходом на новую ступень университетского обучения. Известно, что по окончании теологического диспута в декабре 1758 года Шаден объявил имена «прилежнейших учеников», «произведенных по экзамену в высшие классы как в дворянской, так и в разночинской гимназиях», и среди прочих назвал Дениса и Павла «фон Визиных». Про Шадена же Фонвизин пишет, что «сей ученый муж имеет отменное дарование преподавать лекции и изъяснять так внятно, что успехи наши были очевидны, и мы с братом скоро потом произведены были в студенты». По мнению некоторых исследователей, это событие произошло в 1760 году. Правда, из «Прибавления» к другому номеру «Московских ведомостей» следует, что 26 апреля 1761 года Московский университет «по обыкновению торжествовал» день коронования Елизаветы Петровны, и Денис Фонвизин был одним из награжденных по этому случаю учеников немецкого высшего класса, а вовсе не студентов. В том же документе о Денисе «фон Визине» сказано, что в 1761 году из высшего латинского класса он переводится «в Риторику» и из нижнего французского класса — во второй французский же класс. В самом начале 1760-х годов студентом Фонвизин еще не был и стал им, по справедливому предположению большинства его биографов, лишь в 1762 году (точнее, в самом конце июня 1762 года).
Однако вернемся к столь важным для него иностранным языкам. Надо сказать, что с точки зрения некоторых (далеко не всех) европейцев, мнение которых в России знали и ценили, русские дворяне владели ими превосходно. Например, читатель переведенной с французского и изданной в России в 1765 году книги «Дорожная география, содержащая описание о всех в свете государствах» мог узнать, что представители российского благородного сословия «приятны к чужестранным» и изъясняются на французском, немецком и итальянском языках. Благодаря некоторым русским поэтам и переводчикам, не обязательно дворянам, список известных россиянам иностранных языков был существенно шире. Например, «второй Ломоносов» (по мнению императрицы Екатерины II) или ее «карманный поэт» (по мнению его недругов) Василий Петрович Петров изучил не слишком распространенный в России английский, издатель сатир Кантемира и автор стихотворений «в честь Вакха и Венеры» Иван Семенович Барков — шведский, а про знаменитого вельможу елизаветинского и екатерининского царствований, переводчика оперных либретто и, подобно Баркову, автора стихотворений «во вкусе Пиррона» Адама Васильевича Олсуфьева его сын Дмитрий Адамович вспоминал, что «он говорил и писал весьма отчетливо и правильно на языках французском, немецком, италиянском (в нем он даже знал все наречия), на шведском и датском и понимал, и мог изъясниться по-английски».
Если в отношении «набора» известных ему европейских языков Фонвизин в общем и целом соответствовал описанному в «Дорожной географии» стандарту, полиглотом не был, «необычных» языков не знал и того же Хольберга переводил не с датского, а с немецкого, то по другим пунктам описанные во французской книге фантастические россияне сильно его опережали. Например, из «Дорожной географии» следует, что «дворяне Российские трезвы», Фонвизин же отмечает, что имел большую склонность к горячительным напиткам и не стал пьяницей лишь благодаря постоянным головным болям (из-за мигреней же он приобрел славу не самого трудолюбивого сотрудника, почти как среднестатистические шведы, про которых в той же французской книге говорится, что «они ленивы и любят вино и хорошее кушанье»). В «Дорожной географии» сказано, что «дворяне Российские учтивы», Фонвизин же утверждает, что был ядовит и обиженные его колкостями «оглашали» молодого острослова «злым и опасным мальчишкою».