В столь краткий срок жизнь ее изменилась. Если раньше охота казалась молодой эльфийке самым полезным занятием для окружения, то сейчас… Сейчас девушка понимала, что этого мало. Ничтожно мало. Но она не в силах совершить что-то грандиозное, Эллана не может взмахнуть рукой и разрушить господские дома, разорвать ошейники на шеях рабов. Она не может сделать ничего. Он может все.
– Я хотела…
– А кем была твоя мать? – спросил эльф, снова перебивая ее на полуслове. – Твой отец?
О, рассказывать такие подробности – утомительно. Эллана медленно перевела взгляд к воде, рассматривая водопад. Интересно, видно ли реку из окон на самых верхних этажах? Хотелось бы посмотреть откуда она течет и куда впадает, потому что это озерцо было только концом длинного пути. Там, за пределами скрытого в тени оазиса жара была такой густой, что стала почти осязаемой. Она залегла под деревьями и домами, пряталась всюду, окутывая каждого. Но здесь, между ними двумя воздух пропитывал прохладный дурман.
– Моя мать – она раньше была разведчицей. Потом вышла за отца, забеременела нами… Потом был еще один ребенок, но он умер в младенчестве. Мальчик. Лет десять или пятнадцать назад она сломала ногу, теперь хромает, бегать уже не может. Зато мама помогает клану с галлами, они ее любят.
Пришло время рассказывать об отце, и девушка смутилась. Он умер, когда двойняшкам было всего десять или одиннадцать лет, но Эллана помнила его слишком хорошо, словно видела еще вчера. Она могла бы с точностью рассказать, как родинки лежали на его бледном вытянутом лице, как каштановые волосы прикрывали шрам на голове, оставленный иглобрюхом. Дикарка любила его и сейчас, будет любить еще долго, если не до конца своего пути.
– Отец был мастером по изготовлению лука, меча, щита… Да всего, если честно. Я помню, что он чинил все наши аравели и палатки, латал в них дыры. Он подарил мне самый лучший на свете лук, а я… Я его потеряла, когда убегала от Фалон’Дина.
И все равно не спаслась: потеря была напрасной. Эллана отвернулась, выговаривая последнюю фразу. Это имя раздражало ее слух, и если бы маг привычно поправил рабыню сейчас, сказав: «Господин Фалон’Дин», о, ей бы пришлось его ударить. Прямо по щеке, чтобы впредь знал, когда следует промолчать.
– Мы можем сделать тебе новый, конечно, – говорил маг тихо, волнуясь за девушку. – Но это будет уже не то, верно?
– Может быть, ты хочешь рассказать мне о своей семье? – внезапно спросила уставшая от звука собственного голоса дикарка. – О родне.
Он почему-то не улыбнулся ей в ответ. Маг повернулся лицом к девушке, пододвигаясь ближе и скидывая ее ноги со своих. Искорки в его глазах приобрели другой цвет: они стали синими. Темными и мутными. Эванурис больше не хотел говорить, ему бы только посидеть рядом с ней. В тишине. Можно и прогуляться. Эллана смутилась. Эльфийка уже научилась угадывать его настроения, но эта способность приносило ей крайне мало удовольствия.
Краска засыхала быстро, маг поднялся с места и собрал все флаконы в сумку. Тьма наступала с небес, сыпалась по крупицам. Она устилала землю под собой, действовала с привычным ей шармом. Маг взмахнул рукой, легко разгоняя тени. Свет, сорвавшийся с его ладони, имел противный зеленый оттенок. Он напоминал Эллане цвет глаз ее старшего брата, в нем она видела Шартана с его горделивой осанкой и высоко поднятым подбородком.
– Пошли обратно, – произнес мужчина. – Темнеет.
– Но ты же мне не ответил, – надув губки, проворковала Лавеллан. – Это невежливо, если ты не знал.
– Я не невежливый, – игривым тоном ответил маг, разворачиваясь к поместью. – Я загадочный, Эллана.
Но девушка только хмыкнула. Ей-то не хотелось разгадывать какие бы то ни было загадки. Эллана надеялась, что «роман» ее останется тайной для всех остальных слуг, она боялась, что их появление вместе, вдвоем – вызовет волну гадких сплетен. Она медлила, но ослушаться не решилась. Бросив прощальный взгляд на их мазню, на начерченное слово, значение которого девушка помнила смутно, дикарка побрела следом за эванурисом.
========== 15. There’s a six-foot hole ==========
Но надежды девушки рухнули. Нет, то общее теплое чувство, что Фен’Харел испытывал к ней, а она – к нему, никуда не ушло. Просто тайна, так оберегаемая, казалось, только ею, стала достоянием всего двора. Первыми посплетничать пришли даже не молодые горничные, не девчушки, что должны были любить подобные разговоры до дрожи в коленках. Синтар и Зенитар – плечистые эльфы, слишком высокие для их возраста, первыми постучались в дверь рабыни. Они задавали вопросы, а Эллана отвечала. Честно. Дикарка хорошо понимала, что врать и отнекиваться уже поздно, все равно не получится скрыть от остальных.
Когда эльфы, насытившись сладкими подробностями, отстали со своими расспросами, Синтар – наиболее говорливый из братьев – рассказал Эллане о слухах. Кто-то из кухонных старух говорил, что видел, как господин мутузит дикарку. Седовласая Элла с синими глазами была подслеповатой, как-то раз она заметила Эллану и Фен’Харела в саду, и именно тогда ей и привиделось насилие. Как это произошло, девушка понять не могла, она помнила только, что эванурис совершенно бесстрашно держал ее за руку и иногда наклонялся, чтобы поцеловать рабыню в щеку.
После этого и поползли слухи. Слухи не добрые, слухи – ядовитые шипастые вьюнки. Они цеплялись за любую возможность распространения и подтверждения. Кто-то видел Эллану, выходившей из мастерской господина вечером. Она позировала ему для той картины, засиделась допоздна, слушая рассказы о далеких замках, в которые тот порывался ее свозить.
Все бы ничего, нельзя было и предположить чего-то предосудительного, но маг вышел следом, чтобы проводить ее до своей коморки на первом этаже.
Его появление и уход в доме всегда замечали, заметили и на этот раз. Особенно любопытная сплетница даже осталась, чтобы посмотреть, как долго господин пробудет наедине с Элланой за закрытой дверью. Он явно не убеждался там в том, что девушка ложится спать. В итоге эванурис остался ночевать не в своей спальне. Дикарке такие ночи нравились: маг прижимал ее к себе, крепко тиская в объятьях.
Магнолия пришла сразу же после близнецов. Она была второй и последней, потому что никто другой не смог найти в себе достаточно храбрости, чтобы заявиться с расспросами. Эллана уверила женщину в том, что пошла на такую связь добровольно, даже показала ей лишенную ссадин и синяков кожу рук и ног. Магнолия удивилась. Она видела саму душу эванурисов, знала, как те проявляют свою странную любовь… И то, что происходило между эльфийкой и ее хозяином – казалось женщине до мурашек странным.
Впрочем, осуждать кого-либо она не собиралась, даже намекнула господину о том, что знает его «тайну», с утра подавая Фен’Харелу ненавистный ему чай. Об этом Эллане рассказал сам эльф, пришедший в ее обитель той же ночью. Он рассказывал и о том, как благосклонно женщина отнеслась к такой связи, что разглагольствовала она слишком ярко.
А Эллана только и делала, что улыбалась, слушая его. Фен’Харел откликнулся на приглашение Фалон’Дина к балу и позвал ее с собой. Именно позвал, не отдал один из своих приказов. Девушка не любила видеть наглые морды других эванурисов, но она согласилась, стараясь угодить тому, кого любила. Пусть даже так, с визитом к самому подлому из них.
– Это будет весело? – спросила девушка, сладко улыбаясь теперь уже самой себе. – Ну, сами танцы…
– Едва ли эти танцы будут веселее ваших обнаженных танцев вокруг костра, – ответил ей мужчина.
Эльфийка сама выбирала платье, ткань для него, пока девчонки, вызванные из города, крутились вокруг нее, снимая мерки. Ей понравился темно-зеленый шифон, маг подобрал для девушки золотые браслеты-рукава и массивную золотую цепочку. Наряжаясь, девушка улыбалась, смеялась, когда эльф облачался в свой костюм. Когда Эллана заметила, что в этом сюртуке он похож на настоящего эвануриса, маг возмутился в ответ, шлепнув ее по ягодице.