Дикарка оперлась о бортик, сложив руки так, чтобы локти не касались мрамора. Отсюда видно весь сад с его цветочными клумбами и высокими кустами. Эллана смотрела за тем, как слуги ходят по тропкам, предлагая каждому встречному дорогой сыр, имевший странноватый вкус и запах или розовое и белое вино, смотрела за тем, как смеющийся Диртамен рассказывает что-то одному из своих высокопоставленных рабов, ярко при этом жестикулируя.
Ее губы сами собой сложились в неприятную ухмылку. Вот так… Рядом с весело болтающими мужчинами стояла худенькая девочка лет семи или восьми. Ее лицо надвое разделял уродливый шрам, еще не заживший до конца, а на ухе блестела массивная серьга, тянувшая его вниз и мешавшая ей. Малышка держала в руках поднос, на котором стояли два полупустых бокала собеседников и начатая бутылка вина. Ноги ее тряслись, руки – тоже. Вот-вот упадет, а за это ее накажут. Должно быть, так девчонка и получила эту отметину, чтобы помнить о том, к чему могут привести ошибки.
– Что, в зале тебе уже не интересно? – спросил уже знакомый ей эльф, подходя. – Я старался угодить всем моим гостям.
Эллана обернулась резко, полы ее платья приподнялись, взгляд эльфийки стал жестче. Фалон’Дин смотрел на нее с интересом. Он был настроен крайне дружелюбно, и вино, уже кружившее его голову, помогло такому хорошему настрою. Девушка не ответила, она отвела глаза. Как бы ни была велика ее гордость, а страх все же теплился в груди. Тело чувствовало силу, окружившую говорившего, и инстинкты подсказывали Эллане, что сейчас лучше всего будет промолчать.
– Что, тебе не нравится такая музыка, да? Плавная, приятная… – говорил маг, сжимая в руках почти пустой бокал. – Предпочитаешь побыстрее или помедленнее? Только скажи, я закажу любую, если согласишься на танец.
– Мне нужно идти к хозяину, – шикнула девушка в ответ.
Но вместо того, чтобы уйти с прохода и дать дикарке пройти, маг шагнул вперед, загораживая дверь. Места на балконе было немного: можно было сделать всего пару шажков вперед или в сторону. Для двоих здесь не слишком-то тесно, но третьему места уже не найдется.
Эванурис улыбался, не смотря на то, что поведение рабыни начинало его раздражать. Он не привык заигрывать с девушками, чье положение было схожим с ее. Таких он просто брал, не обращая внимания на возможные попытки убежать от него. Мало кому удавалось скрыться.
Фалон’Дин и не думал о том, что «друг» его пригласит дикарку с собой, однако, был приятно удивлен. Костюм его был черным, казалось, что ткань эта поглощает сам свет, оборачивая его холодной тьмой. Золотой хомут заключил шею мужчины в кольцо, его темные глаза были подведены черным карандашом, от чего казались еще больше. Эллана отшатнулась назад, когда эльф закрыл дверь, отделявшую их двоих от коридора, из глубин которого доносились шепотки голосов.
– Похоже, что я опять загнал тебя в угол, да? – спросил Фалон’Дин тихо. – Прямо над пропастью…
– О, так вы помните. И долго вы думали обо мне? – парировала Эллана.
– Похоже, что и ты хорошо помнишь нашу встречу, верно? – спросил маг тихо. – Надеюсь, что и твои мысли время от времени ко мне обращаются.
Конечно. Конечно она помнила то мгновение, что превратило некогда свободную душу в узника, в прислужницу. Думала. Но не так, как эванурис думал о ней. В своих мечтах дикарка скидывала мага с обрыва и скрывалась в лесной гуще. Эллана нахмурилась. Эванурису-то этого не понять. В его памяти лица и события так долго не хранятся, надолго задерживаются только обиды и особенно удавшиеся шутки. Дикарка даже смутилась. Интересно, скольких свободных эльфов маг отловил, и скольких из них он помнит даже сейчас?
– У меня будут проблемы, если я сейчас же не найду своего господина, – отворачиваясь, произнесла девушка, пытаясь увильнуть от неприятного типа. – Прошу вас, господин, дайте мне уйти.
Она старалась держаться вежливо, чтобы не опозорить Фен’Харела перед собратьями. Пусть думают, что Эллана кротка и послушна. В конце концов, ей это почти ничего не стоило, а вот его репутация могла быть запятнана. С кем эванурисы спят – их личное дело, никто из аристократов не осудил бы собрата за порочную связь с юношей, ребенком или животным, но вот излишняя вольность в поведении избранного любовничка могла бы запятнать обоих в глазах привередливого общества.
– О, милая, ну разве ты не видишь, что от меня опасности куда больше, чем от твоего хозяина? – хищно прошептал эльф, подступая ближе.
– Я бы хотела…
– Знала бы ты, чего сейчас хочу я. Наверное, сама бы прыгнула ко мне в руки, – говорил он, наслаждаясь смущением собеседницы.
– Вы не можете и пальцем меня тронуть, – ответила дикарка, набравшись смелости. – Как бы вам этого ни хотелось.
Он поджал губы. Фен’Харел объяснил Эллане правила игры: никто из собратьев не может отнять игрушку у своего сородича, никто не может взять ее без спроса, взять или силой, или с полного согласия раба, но не поставив в известность его владельца. Маг, рассчитывавший застать ее врасплох, тут же отошел на шаг. Его губы были все так же сложены, плотно касались друг друга, превращая рот мужчины в тонкую нить. Дикарка хотела бы победно улыбнуться, но что-то мешало ей поддаться столь настойчивому искушению.
– А ты все такая же дикая, правда? Хорошенький рисунок у тебя на лице, девочка, но мой валласлин смотрелся бы лучше.
О, как же хотелось просто оттолкнуть его от двери… Вместо этого Эллана снова отвернулась, лишь бы не смотреть в его теперь смеющиеся глаза. Маг попал в самую больную часть ее сознания, в суть всех страданий. Этот «рисунок» многое для нее значил, он значил многое для каждого порабощенного эльфа, служил ему вечным напоминанием о том, какое место несчастному отвели благородные господа.
Ладонь дикарки невольно коснулась ее покрасневшей щеки. Ей словно захотелось прикрыть татуировку, спрятать ее ото всех, чтобы притвориться свободной. Фалон’Дин громко хмыкнул, заметив обреченный жест. Это зрелище показалось ему забавным, а Эллана, которой уже почти исполнилось двадцать лет, в глазах мага выглядела теперь гораздо моложе. Точно девочка, стесняющаяся его взгляда.
– Когда-нибудь ты ему надоешь, и я подгадаю этот момент, девчонка. Ты видно хороша в постели, раз оказалась у его ног, как любимая шавка. Только знай, милая, что когда придет время расстаться с твоим господином, я куплю тебя. Тебе придется удовлетворять мои желания… О, вкус у меня гораздо более изысканный, чем у Фен’Харела. Он не умеет веселиться так, как я.
Эльфийка плохо слышала его последние слова, потому что пульс бил ее по вискам. Тук-тук-тук. Где-то в ушах, где-то рядом. Сзади послышался звон, в саду что-то упало. Эллана, чье дыхание почему-то сбилось, резко обернулась назад. Она уронила… Девочка со шрамом уронила поднос, бокалы разбились, и содержимое злосчастной бутылки разлилось по плитке. Несчастная прижимала к себе тяжелый поднос, ее маленькая фигурка тряслась, предвкушая наказание. Две рабыни уже шли к ней с разных сторон сада, чтобы увести девочку в комнату для прислуги.
Фалон’Дин не заинтересовался произошедшим. Когда дикарка снова повернулась к нему, взгляд холодных черных глаз был прикован к ее лицу. Девушка гордо выстояла под этим напором, заставив себя вздернуть подбородок. Он взял ее за руку, резко, но не больно. Лишь слегка сжав запястье.
– Пошли, я хочу, чтобы все гости были сейчас в зале, а не бродили по моему дому.
Эллана тут же выдернула руку. Она пожалела о том, что Магнолия давала ей ту проклятую смягчающую мазь, что сделала ее кожу слишком приятной. Пальцы эвануриса разжались, он убрал руки за спину и улыбнулся, снова оценив норов дикарки. Девушка все же пошла за ним, не смотря на то, что нутро просило ее идти в другую сторону, как можно дальше от этого человека.
Когда оба вернулись в большой зал, свет стал чуть тише. Хозяин дома хлопнул в ладоши, и тот совсем погас… Фен’Харел первым заметил свою избранницу, он подошел к ней, оставив занимательную беседу с Митал. Муж последней все равно начинал злиться, и маг собирался убежать от нее, волнуясь о том, что может уронить на голову подруги огромный комок неприятностей.