Но хозяин Элланы даже не рассматривал сомнительную перспективу обмена жизни брата своей дикарки на возможность использовать ее столь гнусным образом. Маг никогда не брал девушек силой, хотя, признаться честно, во времена бурной молодости желание мучало его не меньше, чем всех остальных. Он держался. Просто эльф считал, что он чуть выше, чем животное, следующее одному единственному инстинкту.
– Она никогда на это не согласится, – произнес Диртамен, поправляя полы своей белой туники. – Вам даже не о чем говорить, друзья.
– Мне и не нужно ее согласие, – ввернул Фалон’Дин, заставляя подслушивающую Эллану тихо выругаться.
– Достаточно! – произнес маг, поднимая ладонь. – Ты ее не получишь, проси что-то другое, если хочешь, но на Эллану не рассчитывай.
Она облегченно вздохнула, понимая, что эванурис не отдаст ее в лапы жадного Фалон’Дина. Дикарка напряглась. Ей вдруг стало больно от собственной эгоистичности. Ведь ей-то… Ей-то переспать с еще одним эванурисом будет гораздо проще, чем лишиться брата и всю жизнь винить себя в его гибели. Будет ли? Сердце сжалось. Шартан же сидит там, он слышит этот разговор, каждое слово, только не знает, о ком идет речь. Как дикарка будет смотреть в его глаза?
В воздухе послышался запах гари. Диртамен закурил трубку, поднеся к ней два пальца, на которых горел тонкий огонек. Эллана видела только часть его тела, а он не видел ее совсем. Впрочем… Должно быть, ее все же заметили. В щели между полом и дверью виделась плоская тень, которую скрыть не удавалось. Эллана ощущала на себе взгляд Фалон’Дина, сидевшего лицом к ней. Наверное, стоило уйти из простой вежливости, уйти, потому что подслушивать – дурная привычка, но девушка осталась на месте. Вязкий белый дым шел тонкой струйкой, эльфийка боялась закашлять. Она узнала запах: травяной сбор, вызывающий отчаянную слабость в теле, обезболивающий и успокаивающий эффект которого не проходит очень долго.
– Хорошо, – заговорил Фалон’Дин, не отводя взгляда. – Если ты не хочешь совершить сделку, могу предложить тебе дружеское пари.
– Пари?
Фен’Харел слушал его неохотно. Он понимал, что в голове у «друга» крутится одна только мысль, и ни на что другое тот согласия не даст. Какой бы не была его просьба, все приведет к неизбежному финалу – ночи, дня, жизни с рабыней Фен’Харела. Ему пришлось принять непроницаемый вид. С одной стороны… Он ведь пытается выторговать у Фалон’Дина живого человека, самого близкого родственника Элланы и ее единственного брата. О, если парнишка останется здесь, это убьет его – тут нет сомнений.
– Да, да. Ты же примешь участие в Большой Охоте в этом году? – спросил он, противно улыбаясь, зная ответ.
Эльф кивнул. Можно было и не спрашивать, ведь все в ней участвовали. Даже Митал, не склонная к такого рода забавам, отдавала празднику должную дань уважения. Она приходила со своим луком, хотя стрелять и не любила, охотилась неплохо, но была слишком яркой, слишком громкой и самоуверенной. Звери и птицы замечали ее еще издали, бросаясь прочь, а непробиваемые эванурисы ни словом не обмолвились о том, что ей бы сменить тактику.
– Предлагаю вот что: тот, кто покажет лучший результат в охоте, волен забрать любого раба у проигравшего. Любого, приятель. Конечно же, ты знаешь, кого выберу я, а я знаю, кого выберешь ты, но все может и поменяться, кто же тут угадает.
Мужчина шикнул в ответ. Он отвернулся к Шартану, собираясь посмотреть в его лицо, но не стал. Слишком уж они с ней похожи. Хорошо, что Эллана не видела брата, не видела его угрюмого взгляда, не видела, что Диртамен положил свою потную ладонь на его дрожащее колено. Шартан частенько бывал робок, а в опасных ситуациях он словно ломался. В брате не было инстинкта Элланы. Он не кидался прочь, почуяв хищника, но каменел от накатившего ужаса, столбом стоял перед смертью, не решаясь бежать. Привычка эта иногда просто раздражала, а иногда приносила огромные неудобства и ему самому, и соплеменникам.
– Зачем тебе моя дикарка, Фалон’Дин? – спросил вдруг хозяин, паскудно ухмыляясь. – Я думал, будто тебе больше нравятся крепкие юноши, не лишенные грации и изящества. В этом есть свой… Лоск.
– И отчего же ты так думал? – спросил маг, чуть хохотнув.
– О, ну я же вижу, как ты на меня смотришь. Не отнекивайся, просто признай.
Тону эвануриса вернулась вся его шутливость и несерьезность. Два его собеседника одобрительно засмеялись, Диртамен откинулся на подушки, выпуская из легких клуб белого дымка. Хотя всем и казалось, что маг снова весел и беспечен, Эллана-то знала, что это только маска, напускная беззаботность. Фалон’Дин шепнул что-то себе под нос и улыбнулся еще шире. Дикарка готова была поклясться в том, что взгляд его на секунду задержался на ней.
– Ты давно не юноша, – ответил мужчина. – Нечего превозносить себя в столь пошлой форме.
– Я в любом случае не согласен.
– С пари? – спросил Диртамен, чувствующий, что вот-вот взлетит к небесам.
– Со всем, что вы тут творите, – шепнул Фен’Харел, но громче ответил нечто иное. – С тем, что я староват для юноши, и да, с пари я тоже не согласен.
– Нет, не отказывайся так сразу, – воскликнул Фалон’Дин, допив свое вино. – Подумай немного, можешь даже обсудить это со своей… Как там эту? Пусть поможет тебе принять верное решение, уговорит. Девки это умеют.
Еще немного, и он бы точно вскочил с кресла, чтобы ударить надменного эльфа по лицу. Но Фен’Харел только улыбнулся. Вымученно, обессиленно. Ему не хотелось возвращаться к Эллане с дурными вестями, сообщать несчастной, что брат ее останется в чужих руках, но выбора у него не было. Эванурис ничего больше не сказал. Он поднялся, кивнул обоим братьям, тут же направляясь к двери.
Дикарка успела отскочить: реакция у нее была неплохой. Она прижалась к стене, чувствуя ее холод, и дала эльфу выйти. Хорошо, что он запер дверь за собой, не оборачиваясь. Эллана смогла проскользнуть мимо, а Фалон’Дин в последний раз проследил за ее тенью, скользящей по полу. Да, пусть обсудит с нею, пусть подумает. Фалон’Дин улыбнулся еще раз, кратко глянув на свою новую игрушку. Время есть.
Мимо дверей и статуй. Мимо окон, ведущих в темноту улицы, Фен’Харел шел медленно. Он смотрел себе под ноги, намеренно пытаясь сбить цветастый ковер. Хотелось крушить стены и бить посуду, но Митал и Эльгарнан не одобрят еще одной ссоры. Пришлось стиснуть кулаки, сдержать свою гордость. Маг остановился у главного входа в зал, он смотрел вниз, ища Эллану среди гостей.
Но не обнаружил. Рядом с Митал была рабыня, удивительно похожая на его дикарку, но волосы ее вились мелкими кудрями, а нос был острым и длинным, как у тропической птички. Маг не нашел девушку среди десятка лиц, сердце его заколотилось чуть быстрее. А что, если Фалон’Дин выкрал ее, если он ее спрятал и сейчас думает только о том, как сладко проведет этот вечер? Комок горечи встал в горле, не пропуская воздух к легким. Фен’Харел никогда, казалось, не был так напуган.
– Он не согласен? – севшим голосом спросила девушка.
От неожиданности эванурис подпрыгнул на месте. Рабыня была за его спиной, говорила тихо, смиренно. Когда маг обернулся, он собирался накричать на Эллану за ее порывистость, но не стал, заметив, что глаза дикарки снова полны слез. Странно было видеть стойкую и, казалось бы, каменную Эллану в таком состоянии. Образ, живший в его разуме, изменился, словно статуя, что день ото дня омывается волнами. Линии сгладились, стали мягче. И все же, жалость не смогла пересилить злость. Маг нахмурился, отступая во мрак, к дикарке.
– Пошли, он выделил нам спальню.
Эванурис не дождался ответа, он просто взял рабыню за руку, потянул ее на себя. Эллана поддалась, чувствуя слабость в мышцах, пошла вслед за своим хозяином. Ноги ее, не привыкшие теперь к сандалиям, заплетались меж собой, дикарка шла неосторожно. Она сжала ладонь мага в ответ, чувствуя жар его липкой кожи. Казалось, что волнение его просочилось и сквозь ее мышцы, сердце забилось быстрее.