Заплакав, она перестала вырываться. Мужчина снова чувствовал на груди ее слезы, гладил Эллану по волосам. На этот раз он закусил губу, чувствуя вину перед девушкой. «Сказанного не воротишь», – вновь осознал эванурис. Он поцеловал Эллану в макушку, а та крепче прижалась к мужчине. Она бы хотела ненавидеть его так сильно, как пыталась себе представить, хотела бы набраться смелости и удрать наконец. Но что-то мешало, отталкивало от столь приятных мыслей в объятьях мага. Теплого, сладкого.
– Я для тебя только вещь, Фен’Харел, вещь, которой можно гордиться и хвастать перед друзьями. Только вещь, которую можно держать в руке и никому не давать.
В ее глазах все было предельно ясным. Дикарка шмыгнула носом, прижавшись к эльфу еще ближе. Зачем она ищет сочувствия у него? Ее голос сбился, дыхание стало рваным. Фен’Харел осторожно погладил ее по волосам, чувствуя, что начинает злиться. Нет, она тут не причем. Злость эта относилась к нему самому, мучила только его душу, разрывая ее сожалениями и лишней болью. Мужчина зажмурился.
– Ты не вещь, Эллана. Только не для меня.
«А кто же?» Этот вопрос задала не она. Этот вопрос возник в его мозгу как закономерный отклик на произнесенные слова. Маг вдруг почувствовал, что собака коснулась его ноги своим шерстлявым телом. Мохнатая лапа вскользь тронула его ногу, пес упал рядом. Кто же она для тебя?
– Ты – мое сердце, – шепнул эльф. – Моя душа, Эллана. Я теперь и не мыслю себя в одиночестве, – говорил он все так же тихо. – Прости меня, если я был с тобою груб. Прости, если выразился недостаточно ясно.
Она немного отстранилась, выпрямив спину. Несколько сутулая фигурка дикарки выглядела в его глазах до боли умилительно. Маг наклонился, собираясь поцеловать ее в губы, но момент был бы испорчен, поступи он так. Эльф только смотрел в эти зеленые глаза, что в темноте казались ему нежно-ореховыми, смотрел, выискивая в них пропавшие слезы.
Ее сердце колотилось быстро. Эллана не успевала осознавать каждый новый толчок. Больно было смотреть на мужчину вот так, виновато поджав губы. Она готова была простить ему все. Рыжие локоны его спутавшихся волос коснулись пальцев дикарки, что теперь обвили шею эвануриса. Внутри она вся дрожала, внутри она горела пламенем завесного огня.
– Я люблю тебя, Эллана… И мне было бы больно видеть тебя в лапах другого не потому, что я считаю тебя своей вещью, но потому, что люблю тебя так, как муж любит свою жену, как мужчина – женщину.
Он снова хотел поцеловать ее, снова хотел коснуться этих мягких губ. Деревянные стены овчарни стали ему слишком тесными, мужчина захотел выбежать прочь. Сейчас бы лицезреть длинные цветочные луга, ощущать запах сирени и васильков, а не прелой соломы и мокрой шерсти. О, это неправильное обрамление, неправильное. Эллану приятнее видеть средь деревьев и цветов, средь леса, в котором она родилась, росла и крепла.
– Если этого мало, то я… Стой смирно.
А дикарка и не собиралась уходить или двигаться. Ее словно прижало к земле что-то невидимое, но крайне тяжелое. Холодок пробежал по плечам, маг погладил Эллану по щеке, осторожно приласкав смуглую кожу. Он смотрел на нее с содроганием, чувствуя власть над этим телом, этим лицом. Холодные серые глаза подернулись пеленой, ладони мага осветились бледно-зеленым пламенем.
Эллана, будучи сестрой Первого их деловитой Хранительницы, магии не боялась, росла рядом с одаренным диким магом. Она не отшатнулась, не повела плечами, чувствуя призрачное тепло. Ладони мага изучали лицо дикарки, она чувствовала слабое покалывание от его касаний. Мурашки снова прошлись по плечам, когда эльф положил на них свои руки, закончив начатое. Его пальцы чуть дрожали, а глаза блуждали по красивому лицу Элланы. Прежнему ее лицу.
– Ты прекрасна, – шепнул он, чувствуя, что девушка вот-вот спросит его о том, что произошло.
Ей хотелось ответить ему, признаться в том, что и Эллана влюблена в него,что та не мыслит жизни без его пристального взгляда, но язык не двигался. Мышцы лица почему-то онемели, смуглые щеки продолжали слабо покалывать. Собаку зеленый свет напугал сильнее, чем дикарку, и псина ушла сразу, как только маг начал. Девушка подалась вперед, пытаясь вытянуть губы и поцеловать своего господина, но у нее не получилось. Боль обожгла сначала одну щеку, а затем и вторую.
– Ты свободна, – сказал он громко, словно разговаривая с шумной толпой слушателей. – Ты свободна, Vhenan, можешь уйти, если захочешь.
Дикарка еще не понимала, что произошло, но одно она знала точно: уходить ей не хочется. Это хорошо. Несмотря на свои слова, маг все равно не отпустил бы ее, опасаясь за жизнь несчастной дикарки, приглянувшейся мстительному Фалон’Дину. Теперь-то маг поцеловал ее, прижавшись к щеке девушки, а та и не отстранилась. Позже, когда он покажет ей зеркало, когда Эллана ткнет пальцем в чистую кожу, она сама его расцелует.
– Я люблю тебя.
– Только попробуй назвать меня господином, Эллана, – шутя, произнес маг. – Ранишь меня в самое сердце.
========== 19. There’s a box in my hands as I go ==========
– Ты, мальчишка, и не знаешь, какого это, – говорил эванурис, лежа на мраморной ступеньке. – Купаться не в ледяной реке.
Почему же? Шартан мог бы возразить. Он плавал и в озере, и в пруду, однажды неосторожно наглотался стоячей воды и долго блевал чем-то бурым, а под конец зеленовато-коричневым. Эльф бывал и у моря, но помнил его крайне плохо, ведь тогда был еще слишком маленьким. Шартан мог бы возразить, да, но не делал этого, зная, какими будут возможные последствия. Первый даже не кивнул в ответ, чтобы не вызвать никакого гнева.
Диртамен наслаждался. Он лежал наполовину в воде, ноги его омывали воды длинного мраморного бассейна. Две худенькие девушки сидели на противоположном берегу, нагие и молчаливые, пугливо поджав под себя ноги. Их тонкие фигурки еле проглядывались с того края длинного бассейна. Да и зачем они здесь? Неужели магу нужны зрители даже сейчас, в такой интимный момент?
– Ах ты, дикая душа.
Эванурис блаженно закрыл глаза. Шартан не очень-то понимал, зачем он здесь и сам, но вопросов не задавал. Кроткий по натуре, тихий юноша молча выполнял порученные ему приказы. В нем не было сестринской дерзости, что играло Шартану на руку. Пока маг отдавал приказы, юноша выполнял их беспрекословно. Его податливость и смягчила интерес двух магов, чуть отстранила их от парня.
В конце концов, звучит-то как… Дикий эльф. Это имя не вызывает в мозгу ассоциацию с робким мальчишкой, только-только вышедшем из немого детского возраста. Фалон’Дин считал, что Первый будет чуточку более дерзким. Когда он понял, что пойманный им мальчишка обладает магическим даром, эванурис, конечно, обрадовался, но интересовался им не так уж и долго.
Шартан показал пару фокусов под бдительным присмотром, отвечал на вопросы с вежливой холодностью. Даже не кричал, когда его клеймили, окончательно отбирая свободу у мага. С послушными рабами неинтересно. О, нельзя их недооценивать, ведь смиренные – полезны, нужны для сохранения шаткого равновесия мира власти и контроля. Фалон’Дин, конечно, ценил их, но играть предпочитал с личностями более темпераментными.
– Хочешь попробовать вина, мальчишка? – спросил Диртамен покровительственным тоном. – Могу налить тебе в блюдечко.
– Вы очень добры ко мне, господин, – отозвался Шартан, понимая всю комичность своего положения.
Эванурис хмыкнул. Парнишка хорошо натаскан, ничего не скажешь. Он не любил наказывать рабов просто так, воспитывая в них страх необоснованный, потому ничего не ответил. Кувшин с ежевичным вином стоял рядом с Диртаменом, пьянящий запах исходил от него. Юноша сидел чуть поодаль, держа в руках сухое полотенце. Похоже, что он здесь тоже как зритель.
– Наверное, даже слишком, – отозвался эльф. – Неси тарелку, – произнес он, отпив глоток из своего бокала.
Тарелки у него не было, но совсем недавно эванурис освободил блюдечко, доев остатки дикого винограда. Юноша подхватил его, второй рукой удерживая полотенце, и приблизился к хозяину. Тот небрежно поднял кувшин, задрал его, выливая вино прямо в воду. Он кивнул Шартану, чтобы тот не терял времени и подставил посудину, ловя уходящие прочь капли.