Когда вино полилось через край, маг остановил поток. Он поставил кувшин на свое место, слабо улыбнувшись растерянному рабу. Юноша смутился, стараясь держать равновесие. Удавалось это плохо, но маг все же старался. Одной рукой он продолжал держать полотенце, на второй теперь было блюдце. Пара темно-розовых капель соскользнули на пол, но эванурис этого или не заметил, или не придал этому никакого значения, смотря только вперед.
– Пробуй.
Приказ звучал четко, громче, чем разговоры, лившиеся до этого. Эванурис посмотрел на Шартана, пригубившего вино, с легкой долей жалости. Мальчишка чуть скривился, всем своим видом показывая, что ему горьковатый напиток не нравится. Диртамен на секунду задумался о том, есть ли у диких эльфов алкогольные напитки в общинах. В конце концов, чтобы приготовить что-то более-менее сносное, нужно постараться, пошевелить мозгами, которых дикарям явно недостает.
– И как тебе? Голова-то кружится?
– Вкусно, господин. Нет, не кружится, господин.
Он солгал, но ложь вполне устроила Диртамена, не слишком-то любившего горькую правду. Мужчина ухмыльнулся, вылив содержимое своего бокала в воду. В ней и без того было слишком много всего. И молочко горных коз, и свежие лепестки лилий, сухоцвет и даже молодой черный лотос, покрошенный на тонкие полоски.
– Ага. Как ослиная моча, – шикнул он. – Хороший ты мальчик, правда. Сколько там тебе лет, напомнишь?
– Девятнадцать, господин.
Маг опять ухмыльнулся. Он себя в этом возрасте не помнил. Фалон’Дин с утра уехал на охоту, он звал брата с собой, но тот уже принял на грудь и путешествовать отказался. Есть не хотелось, спать – тоже. Потому мужчина решился немного искупаться, привести себя в тонус. Шартана он взял с собой только потому, что мальчишка ему понравился. Его помощь Диртамену совсем не требовалась, но присутствие ему было нужно. Зачем? Да просто так, из скуки.
– Какой нежный возраст. А ты высокий, мальчишка. Наверное, девчонок цеплял только так, да?
Эльф смутился. Таких вопросов ему не задавали даже самые дерзкие сверстники в его лагере, но Шартан почему-то думал, что кто-то обязательно этой темы коснется. Он считал, что готов к таким вопросам, но сейчас почему-то молчал, смущаясь. А эванурис ждал ответа, терпеливо и отстраненно. На счастье Шартана – маг был в полупьяном состоянии. Он не очень хорошо ориентировался во времени, текущем мимо него.
– Нет, господин.
– Давай подробнее, мальчик. Расскажи, как вы спите там, на воле. Как и вообще с кем. С галлами, волками…
Трудно было говорить о таких вещах. Особенно с человеком, имевшим такой долгий опыт общения с женщинами и мужчинами. Скромный багаж любовных похождений Шартана не давал ему повода для хвастовства. Да, было там парочку девушек, да, премиленьких. Но что о них говорить теперь?
– Все по-разному, господин, – уклончиво ответил юноша. – У нас об этом говорят очень мало.
– Ну и скука у вас там, наверное, – сказал ему Диртамен. – Ну а о тебе что? Скольких дикарочек ты осчастливил?
Он повернулся к Шартану лицом, глаза мага блестели от выпитого ранее вина. Наверное, будь он трезвым, не захотел бы слушать рассказы о похождениях мальчишки. Эванурис слабо улыбнулся, вдруг вспомнив что-то из молодости. Каким же энергичным он был когда-то! Подумать только. Сначала ты маг, подающий надежды, ты – набираешься сил, становишься на одну ступень с выдуманными дураками богами, вершишь великие дела в порыве страсти… А потом праздно лежишь у бассейна, попивая ежевичное вино, которое ты никогда даже не любил.
– Только двух, господин.
– Расскажи о первой.
Мраморный пол такого же мраморного бассейна был скользким. Сначала маг решил, что хочет встать и вытереться, он уже приподнялся над ступенькой, намереваясь протянуть руку Шартану, но остановился и опустился обратно. Его мокрые руки судорожно цеплялись за бортик, равновесие вдруг оставило эльфа. Дикарь отвел взгляд, рассматривая воду, в которой плавали ошметки цветов. Странно, что в воздухе пахло лавандой – в воде-то ее не было. Мать мальчишки клала сухие фиолетовые цветы в наплечный мешок, и этот пряно-приторный запах оставался на одежде ее самой, ее детей и многих собратьев, что одалживали ту или иную вещь.
– Кланы иногда сходятся, господин, чтобы рассказать друг другу пару интересных историй и предостеречь о чем-то важном. Я встретил ее там, на таком вот сборе, – говорил Шартан, вспоминая все подробности той встречи. – Она была рыжей, вся в веснушках и родинках. Мне тогда было около шестнадцати лет, а ей уже двадцать. Она магией не обладала, а я… А я показывал ей фокусы.
– Она тебе понравилась? – спросил маг, противно улыбаясь. – Твоя взрослая подружка.
– Да, господин.
Шартан и сейчас помнил мятный запах ее волос, бархат нежной кожи. Больше он ее не видел, даже когда кланы сходились вновь. Это не редкость – дикари умирают быстро, рано и бессмысленно. Если бы им дали место, чтобы осесть, можно было бы избежать десятков смертей, можно было бы уберечься, и от змей, и от волков, и от пум, стерегущих чащу… Первый так и не нашел в себе храбрости, достаточной для того, чтобы спросить у Хранителя ее клана, что стало с рыжеволосой девчонкой.
Эльф явно ждал более пылкой истории, но и этой остался доволен. Его живое воображение тут же нарисовало двух влюбленных подростков, прячущихся в тени высоких деревьев. Диртамен улыбнулся. Он был абсолютно наг, разморился от тепла воды и пряного запаха масел и цветов, умерших ради его удовольствия. Вальяжным движением, ленивым и грубоватым, он подозвал к себе двух девушек, сидевших на противоположном берегу и ждущих команды.
Юноша заметил, что на лицах у них изображены совсем другие знаки. Не те, что украшают его смуглые щеки и лоб. Рабыни подплывали к магу медленно, они делали это явно не по своему желанию. Выбора не было, если эванурис зовет – приходится идти. Как только эльфийки оказались на этом берегу бассейна, в поле его зрения, Шартан смог оглядеть их получше.
Одной не больше семнадцати лет, второй уже немного за тридцать. Судя по одинаково вздернутым носикам и тонким пальцам, одному росту и структуре чуть вьющихся волос, что отличаются друг от друга лишь тоном, раб понял: они родственницы. Дочь и мать? Сестры? Спрашивать все равно нельзя.
– Хорошенькие? – спросил маг, проследив за взглядом юноши. – Я зову их Ло и Ли, потому что не собираюсь запоминать настоящие имена. Ты тоже можешь их так звать, а какую и как реши сам, мне плевать.
– Да, господин, – ответил Шартан.
Его смущало, что девушки, остановившиеся так близко, были нагими. На щеках той, что была помоложе, выступил румянец. Она то и дело отводила глаза, стесняясь зрителей. Заметив смущение рабыни, маг заставил ее наклонить к нему лицо. Его цепкие бледные пальцы взяли девушку за острый подбородок, чуть развернув ее голову в свою сторону, чтобы насладиться зрелищем.
– Люблю светленьких, – говорил он, поглаживая русые волосы рабыни. – А Фалон’Дин не любит. Говорит, что их словно никто не раскрасил… Вот тебе какие девушки больше нравятся, дикарь?
– Мне нравятся рыжие, – сознался Шартан. – Господин.
– Рыжие… – эхом повторил маг. – Я найду тебе самую рыжую из всех, мой мальчик.
Он засмеялся, уже перебирая в памяти лица имевшихся в его распоряжении эльфиек. Кажется, парочка рыжеволосых дам у него все же была. Маг улыбнулся, снова притягивая к себе лицо рабыни. Он поцеловал ее в губы, осторожно и даже ласково. Вода, в которую он опустился вместе с рабыней, не скрывала отвратительного зрелища: плоть эвануриса напряглась. Сильнее после того, как маг укусил свою рабыню.
Не игриво, не в шутку. Диртамен укусил девушку так, что на губе ее появилась рана, кровоточащая слишком сильно. Рабыня вскрикнула, но не отбивалась. Она знала, что ей будет только хуже от сопротивления. Шартан наблюдал за всем, чуть приоткрыв рот. Он ненавидел мага в эту секунду, мечтал оказать девушке помощь, но не мог двинуться, страхом прикованный к полу.