И бежать не получится, потому что бежать у нее все равно уже нет сил. Эллана слышала шаги над своей головой, слышала, как босые ноги топчут пол, как что-то со скрипом отодвигают от стены. Она закусила губу от злости, лишь бы наконец заткнуться, сдержаться. Испарина покрывала голое тело, каменные стены держали внутри комнатки холодный воздух.
Эллана громко выдохнула, чувствуя, как мурашки медленно бегут по ее плечам. Хранительница всегда призывала молодежь к спокойствию, говорила, что лучше всего держать себя в узде, что бы ни случилось. Только Хранительница Элланы никогда не попадала в рабство.
А вот она попала. И долго ли ей придется прожить здесь, выводя надзирательницу своими капризами? Что придет быстрее: утерянная свобода или долгожданная смерть? Зная свой взрывной нрав, зная, как тяжело бывает сдержать внутри демона гордыни, демона ярости, страха и всю эту желчь, Эллана не рассчитывала прожить здесь долго. Ее либо убьют, либо продадут кому-то другому, чтобы не мешала слугам работать. О, наверняка другой покупатель найдется. Да хотя бы тот черноволосый эльф, что поймал ее еще утром, что так смотрел на нее в этом проклятом зале…
Старая форма для прачки валялась в углу каменной полки. Предшественница Элланы умерла от тяжелой болезни, что передалась ей по наследству от матери. Осталась от нее только память и пыльная одежда черного цвета. Бесформенные штаны, бесформенная футболка без рукавов, которые Эллане придется доносить, пока новую форму не подгонят под ее размеры.
А под уродливую одежду можно надеть лиф, скроенный кое-как, чтобы не вызывать излишнего внимания к собственной персоне. Девушка фыркнула, отбросив форму в сторону, еще дальше. Она дотронулась до шрама под своей ключицей, чувствуя тепло, ощутив приятную тяжесть.
Дикарка все же упала на кровать, понимая, что нервы ее снова теряют чувствительность, усталость, злоба, отчаяние давят сверху. В комнате было прохладно, но дикарка чувствовала внутри себя небывалый жар. Ей захотелось крикнуть еще раз, даже громче, чем прежде.
Совсем скоро холод укусит ее больнее, и Эллане придется встать, чтобы натянуть «подаренную» ей одежду. Девушка обессиленно потянулась, выпрямив руки, вывернув пальцы под неестественным углом и вытянув ноги вперед. Шрамы, полученные от стрел и клыков, зачесались, Эллана осторожно поскребла их ногтями. Боль пощекотала шею, на которой все еще был ошейник. Все, что на ней было в этот момент, не считая стыда и злости… С ошейником дикарка расправилась с особой жестокостью.
========== 4. For you ==========
Клан искал ее долго. Шартан первым спохватился, когда Эллана так и не вернулась на стоянку к ужину. У нее, конечно, бывали долгие прогулки по лесу в раздумьях о прошлом, о будущем, но на этот раз что-то защемило в его душе: она в опасности. Эльф предупредил Хранительницу о своем беспокойстве, а та отправила на поиски пропавшей охотницы группу разведчиков. И через час один из них, тот, что был чуть ловчее и гораздо ниже остальных, вернулся обратно не с пустыми руками.
Лук. Этот лук Эллане подарил отец, сделав его из гибкой сильвановой ветви. На нем был вырезан гордый лик орла, зоркого, как сама охотница. Отец сказал ей пару ласковых слов, которых Шартан от него не слышал, и поцеловал дочь в лоб. Эллана бы не бросила его в лесу, не случись с девушкой что-то серьезное.
Оружие вручили ее брату, не матери. Шартан сжимал в руках древко, смотрел вдаль, пока Хранительница решала: что делать теперь. Не нужно было останавливаться так близко к поместью одного из эванурисов, не нужно было искушать алчных господ своим присутствием.
Охотники прочесывали лес, ища ее след, смелые мужчины и женщины облачились в длинные туники, разрисовали лица и пошли в город, чтобы найти сестру там. Но среди тысяч обреченных на страдания лиц не было и следа гордой эльфийки. Шартан чувствовал в груди ее страх, слышал отголоски ее печальных мыслей, но не мог пойти по ее стопам. И даже на третий день, на четвертый, когда Хранительница уже решила, что охотница ее пропала, погибла в лапах хищника, юноша знал, что она все еще жива и ждет от него помощи.
Если бы ее поймал хищник, если он отправил девицу в Тень, тот оставил бы грязный кровавый след на земле. Но возле оброненного лука не было и капли крови, не было ни лоскутка изорванной одежды. Эллана пропала не по его вине, ее явно выкрали, отловили, как сочного нага.
Но знание это не решало проблему. Первый скитался по городу, втихаря расспрашивал рабов, но нужного ответа так и не получил. Хранительница сказала ему, что стоянка затянулась, место оказалось опасным, и сородичам пора бы двигаться дальше. Мать кротко кивнула, услышав настояние Хранительницы, она оплакивала единственную дочь, она исполнила заупокойный плач в ее честь…
Но юноша не пришел слушать грустную песнь. Тогда Шартан принял решение: он останется. Конечно же, клан нельзя подвергать такой опасности, конечно же, им нужно двигаться дальше и постараться держаться от этого места как можно дальше. Но он не может уйти, пока зуд в груди не утихнет, пока он не будет уверен в том, что сестра, с которой он делил утробу матери, сестра, что любила его больше всех на свете, сестра, что была его тенью, а он – ее… Что Эллана все же мертва.
Мать обняла сына на прощание, взяв с него слово о том, что тот обязательно вернется к ней живым. Хранительница расписала своему ученику план передвижения клана, указала ему место, в котором они будут ждать его через месяц. Она решила, что для Первого это будет хорошим уроком, тренировкой от самого провидения. Юноша научится смирению, прочувствует себя, научится различать инстинкты ложные и истинные, и познает горькую тайну утраты.
Эльф поселился в пещере, которую совсем недавно покинули медведи. Должно быть, они сгинули на охоте, дерзнув урвать большой кусок от дракона или великана. Шартан каждый день выбирался в город, наводя справки, но ни одна душа не смогла ответить ему на вопрос: где Эллана, куда ее увезли и что ждет дикарку впереди. Он посетил все последние торги и аукционы, разузнал, куда отправляют нераспроданных рабов, и заглянул даже туда…
Жаль только, что Эллане это не помогало. Дни ее тянулись ужасно долго, один был неинтереснее другого. Старая Магнолия рассказала ей о порядках в доме, о ее новых обязанностях прачки, об остальных обитателях поместья. Начала она вопросом: стирают ли дикари свое белье, и когда Эллана утвердительно кивнула, вручила девушке таз с грязной одеждой. Ничего сложного: отнеси все в подвал, открой ржавый шлюз, три одежду жесткой щеткой, пока пальцы у тебя не сморщатся, не начнут кровоточить и болеть каждое утро.
Хозяин убрался из дома, уехал на очередное развлечение с собратьями. Он так и не наградил эльфийку валласлином, и когда девушка спросила об этом у Магнолии, та бездумно ответила ей: «Он просто забыл, не волнуйся». Эллана и не желала напоминать. Ей прекрасно жилось и так, без рабского клейма, чудилось, будто она все еще свободна и вольна идти своей дорогой.
На сегодня работу она кончила, и стареющая эльфийка, надсмотрщица над рабами, мать всех заданий и проблем – Магнолия разрешила ей побродить по дому. В очередной раз пройтись по комнатам, забраться на верхние этажи и осмотреться, пока хозяина нет – развлечение сомнительное. Дикарка просилась наружу, подышать, размять ноги, но Магнолия не впускала ее, решив, что Эллане понадобится чуть больше времени, чем остальным, чтобы привыкнуть к новому статусу и не делать глупостей.
– Пройдись по комнатам, – сказала она громко, в очередной раз услышав повторяющуюся изо дня в день просьбу. – Что там на улице? Трава, деревья, пыль и зной… Наверху куда интереснее.
– Если ты и правда интересуешься всей этой дрянью, мне тебя жаль, – обиженно ответила ей Эллана, впрочем, не испытывая при этом ни капли раздражения.
Она все же поднялась. По правде сказать, ворчливая Магнолия казалась эльфийке забавной. Судя по всему, возраст ее подходил к возрасту матери дикарки, только глаза у рабыни были куда старше, чем ее израненное тело. Она пыталась шутить, острить, улыбаться, но за зрачками лежало что-то темное, бремя, которое давило на плечи служанки, рискуя проломить каждую кость в ее теперь уже дряхлом организме. Сначала дикарка решила, будто все рабы таковы, но, вглядываясь в чужие очи, она не находила столь густых и мрачных теней.