Тебе так легко забыть прошлое? Иные с ними, с моими пальцами, а как же люди, которых ты убил, освежевал и подвесил подыхать на цепях в своем подвале? Они не приходят к тебе во сне, нет? Не смотрят на тебя с ненавистью? Не спрашивают, почему ты был с ними так жесток?
Конечно, ты готов принять меня со всеми потрохами, ведь это ты сделал меня таким. Каждый шрам, вызывающий у меня ненависть к собственному телу, ты готов облизывать: еще бы, это твои метки, способ доказать мне и другим, что я — твой.
Но я больше не твой, Рамси. Теперь я сам выбираю, как мне жить, с кем спать и кого любить.
Я рад, что у тебя новый адвокат — я видел ее по телевизору, зубастая щучка, я уверен, что она вытащит тебя из тюрьмы. Я рад, что ты часто с ней видишься, надеюсь что она и дальше сможет улыбаться, глядя тебе в глаза, и что ты не вырвешь клещами ей зубы, если она, отсасывая тебе в очередной раз, зацепит твой член зубами. Или ты не доверяешь ее острым зубкам, а прешь ее стоя у стены, как тебе всегда нравилось? Я рад, что твоя личная жизнь в тюрьме наладилась, и тебе не приходится больше дрочить, вспоминая обрубки моих пальцев.”
***
Новая адвокатша Рамси, по-видимому, основательно взялась за дело. Теон видел ее смазливое личико в газетах, которыми он не так давно стал интересоваться, и в выпусках новостей, которые он тоже с недавнего времени начал просматривать — надо было быть в курсе того, что творилось в мире, а то он совсем превратился в затворника.
Портреты этой девицы были всегда крупнее фотографий Рамси, как будто речь в статьях шла не о нем, а об этой нахальной Миранде или как там ее, и это вызывало у Теона смутное раздражение. И ее грудь, соблазнительно выпирающая из полурасстегнутых блузок, выглядела весьма аппетитно — казалось, она не носила белья, — и это почему-то раздражало Теона еще больше.
Журналисты стали досаждать ему с новой силой, их интересовало все, что было связано с Рамси и их непростыми отношениями. Но Теон не давал интервью и не говорил с газетчиками даже по телефону. Как только он слышал название издания, то сухо отвечал “без комментариев” и бросал трубку.
Теон ходил с работы мимо газетного ларька, и всякий раз останавливался поглазеть на передовицы. Он купил свежий номер “Вестеросского вестника” и на развороте в середине газеты увидел очередную большую статью о Рамси, его новом адвокате и пересмотре этого шумного дела. Теон заволновался, ведь скоро должны были огласить дату рассмотрения апелляции.
Вдруг он услышал восхищенный присвист из-за плеча и последовавший за ним возглас: “Вот это сиськи!” Теон обернулся — позади него стоял местный бродяга, косматый, одетый в сотню разномастных одежек одновременно, с торчащей во все стороны длинной рыжей бородой. Он жадно разглядывал декольте адвокатши на фотографии.
— Небось горячая бабенка, как думаешь? — бородач рассмеялся и толкнул Теона локтем в бок. — Хар-р! Я задал бы ей жару и намял бы задницу!
Теон пожал плечами. Рыжий подтянул к себе тележку из супермаркета, нагруженную всяким хламом, подошел почти вплотную к Теону и спросил, понизив голос: “А ты не боишься, что его выпустят?”
Теон испуганно отшатнулся от бродяги и вскинул руки, словно пытаясь отгородиться.
— Не пугайся, — рыжий отпустил его рукав и приподнял ладони, словно показывая, что он безоружен. Тележка начала катиться вниз, и бродяга, спохватившись, снова вцепился в белую блестящую ручку. — Я лишь думаю, что тебе может понадобиться защита. Вон ты какой хилый.
Рыжебородый пощупал рукой в потрепанной перчатке без пальцев бицепс Теона и укоризненно покачал головой.
— Тебе бы боксом позаниматься. Или в качалку походить, железки потягать. Ты Амбера знаешь? Ну того, что цепи руками рвет?
Теон кивнул. Большой Джон был уже немолод, но все еще весьма крепок. На городских праздниках он выступал с цирковыми номерами: разрывал цепи, которыми его опутывали сын и дочь.
— Так вот, у Амбера есть отличная качалка, тут недалеко, около торгового центра. Берет он недорого, правда тренажеры не самые новые, но зато там никто не будет на тебя пялиться, понял?
Теон растерянно заморгал. Он совершенно не думал о спорте с тех пор как понял, что больше не может толком натянуть тетиву своего любимого спортивного лука из-за отсутствия пальцев. Конечно, бодибилдер из него вряд ли выйдет, но ему не помешало бы немного окрепнуть физически.
— Спасибо… — Теон попытался вспомнить, как звали бродягу, но в памяти возникло только странное прозвище “Медвежий муж”.
— Тормунд, — подсказал рыжебородый и пожал протянутую ему руку в бежевой кожаной перчатке.
Хелисента, самая невезучая, поранила заднюю лапу стеклом. Порез оказался небольшим, но глубоким, и ветеринару пришлось накладывать швы. Хелисента жалобно скулила, когда ее привязывали к столу, а у Теона по спине бегали мурашки и замирало в груди, когда собаку растягивали ремнями на операционном столе. Пока врач разбирался с лапой, Теон гладил лобастую голову Хелисенты, водил указательным пальцем по длинному носу и шептал нежности в острое черно-рыжее ухо.
Сразу после наркоза Хелисента не могла ходить, задние лапы подкашивались, и она оседала на пол. Теону пришлось вызвать такси и тащить ее на руках сначала до машины, а потом домой. Когда он, отдуваясь, донес, наконец, собаку до квартиры — лифт как всегда не работал, — он клятвенно пообещал себе, что обязательно пойдет в спортзал.
На работе у Теона наступило затишье. Новых бестселлеров на рынке не было, что сразу отразилось на заказах, разве что один из постоянных клиентов приобрел свежую монографию о гирудотерапии, да зловредная Барбри Дастин велела срочно доставить ей очередную книгу из серии “Философия мести”. В основном Теон щелкал мышкой, раскладывая пасьянс на компьютере, и прокручивал в голове строчки из последнего письма Рамси о вине и прощении. И еще в его мыслях постоянно всплывала фраза о том, каким Рамси может быть нежным.
Он не просто насиловал Теона, он заставлял его получать при этом удовольствие. Рамси выучил все его самые чувствительные места и мучил жесткими ласками до тех пор, пока Теон не кончал ему в ладонь, красный от стыда и отвращения к себе.
Теон очень переживал, что с девушкой по вызову у него ничего не вышло, что сны про Рамси снились ему с удручающей регулярностью и каждый раз они заканчивались испачканным бельем.
Хелисенте пришлось купить специальный ботинок для раненой лапы: она начинала недовольно ворчать еще в прихожей, когда Теон опускался на колени и хрустел липучкой, застегивая на ней ботинок. Хелисенте ужасно не нравилась обувь, она постоянно останавливалась и пыталась сбросить досадную помеху. Теон одергивал ее, Хелисента косилась сердитым взглядом и брела за подругами медленно, дергая лапой и бормоча. На площадке Теон не снимал с нее поводок, пока Джейни и Кира носились за палкой. Хелисента упрашивала Теона отпустить ее побегать: смотрела в глаза, лизала руки, тяжело вздыхала и устраивала голову у него на коленях.
Но Теон был неумолим: один раз он уже повелся на ее уговоры и все закончилось тем, что он потом по всей площадке искал ее ботинок, а рану пришлось промывать антисептиком и мазать заживляющей мазью под вой и щелканье челюстями Хелисенты, которой эта процедура не понравилась почти так же, как и Теону. Под конец Теон мстительно обвязал ей лапу бинтом и надел пластиковый ошейник-раструб, чтобы она не сгрызла повязку. Хелисента весь вечер ходила обиженная и даже ушла спать на кухню от такого несправедливого обращения.
Теон вернулся с работы позднее обычного, он заходил в спортивный магазин и купил себе костюм для тренировок, всерьез решив пойти к Амберу качаться. Когда он подошел к своей двери и достал ключи, сверху его окликнули по имени. Он обернулся: по лестнице спускалась Игритт в домашнем костюме и смешных пушистых тапках-медвежатах.