В руке она держала знакомый желтый конверт, и сердце у Теона упало. Он молча смотрел на Игритт, не в силах вымолвить ни слова: почему конверт у нее, неужели она прочитала письмо?
— Грейджой, — сказала она, — тут недавно крутился какой-то подозрительный мужик около твоей двери. То ли украсть чего хотел, то ли подбросить, я не поняла. Хотя какой дурак полезет в квартиру, где живут три жуткие болтонские собачищи? В общем, я его шуганула, сказала, что вызову полицию, и он ушел. Но около твоей двери остался вот этот конверт.
Игритт помахала перед носом у Теона знакомым желтым прямоугольником. Он еле сдержался, приложив все силы, чтобы не вырвать конверт у нее из рук.
— Ну-ка, давай, попляши.
Теон молча стоял и возносил хвалу Богам, что его глаза закрывают непроницаемые темные очки. Игритт тоже замолкла, а потом прошептала: “Это от Джона?”
Теон покачал головой.
— А от кого? — бесцеремонно спросила она, блеснув крупными белыми зубами.
Теон, все так же молча, пожал плечами. Ну как он мог ей объяснить?
— Неужто от Болтона?
Теон выхватил конверт у нее из рук, чувствуя, как его лицо покрылось красными пятнами.
— Ну ты больной, Грейджой! — расхохоталась она за дверью, а Теон прижал конверт к груди. Ему захотелось напиться.
Сердце с шумом гнало кровь по венам, когда Теон, нервно сглатывая, рвал желтый картон и доставал исписанные листки. Его руки немного дрожали.
Бумага пестрела ровными печатными буквами. Не было ни единой помарки — Рамси явно переписал письмо с черновика. Некоторые слова были аккуратно обведены в кружочки.
Девочки начали нетерпеливо тыкаться носами в колени: пора было идти гулять, он и без того задержался сегодня. Теон рассеянно погладил девочек левой рукой, а в правой у него было зажато письмо, от которого он никак не мог оторвать взгляд.
“14 августа
Здравствуй, мой Теон!
Меня переполняет радость — ведь за многие месяцы молчания я наконец-то слышу тебя. Я слышу твой голос и твои интонации. И хотя твое письмо полно обиды и боли, я счастлив, что нам наконец-то удалось сломать ледяную стену между нами. Мы начали разговор, и это внушает мне много надежд.
Миранда мой адвокат, и я ценю ее — она отличный юрист и очень шустрая. Я видел, какую шумиху она подняла в прессе. У нее очень много интересных идей и дохрена энергии. И вся она направлена на то, чтобы любой ценой вытащить меня из тюрьмы. Миранда использует для этого все средства, в том числе и факты моей биографии. Для газетчиков это должны быть хорошие факты, как ты понимаешь, — разная благотворительность, поддержка всяких долбаных движений за права разных долбаных идиотов и так далее — поэтому нам приходится подолгу копаться в моем прошлом, чтобы отыскать там подобную ерунду или, по крайней мере, придумать ее. А если бы ты видел комнату для свиданий с адвокатом, то понял — трахаться там с кем-либо абсолютно невозможно.
Но я бы променял абсолютно все свои встречи с кем угодно на пятиминутное свидание с тобой, Теон. Я бы все отдал, только чтобы увидеть тебя. Это правда — мне нравятся твои шрамы и твои руки. Но ты ошибаешься в одном: все эти “метки” для меня не главное. Для меня важен ты сам, Теон. Ты дорог мне не из-за своих шрамов или старых ран, а потому что ты — это ты.
Мне нужен Теон Грейджой, а не обрубки пальцев Теона Грейджоя.
И поверь, я не дрочу на них, хотя сейчас для меня твои руки — самые прекрасные на свете.
Но я представлю себе не твои руки.
Я вижу тебя целиком. Ты лежишь на животе, уткнувшись лицом в подушку, и я глажу твою спину — такую узкую… я чувствую ладонью все твои позвонки, ребра и косточки. У тебя тонкая бледная кожа, и на ней так много разных шрамов — я помню их все, и они сводят меня с ума. Я провожу рукой все ниже и ниже, а ты трясешься, мой славный, но я знаю, что ты дрожишь не от страха, а от желания. Ты хочешь меня, и от этого у меня внутри все переворачивается. Я облизываю свои пальцы и начинаю медленно ласкать тебя внутри, а ты выгибаешься и подаешься мне навстречу. Я наклоняюсь и целую твою шею. Хотя нет. Не целую. Я кусаю. Мне всегда нравилось ощущать, как продавливается кожа и как пульсирует кусочек твоего тела прямо у меня во рту. А потом чувствовать на языке вкус твоей крови.
Тебе приятно то, что я делаю с тобой внизу, но не нравится боль в шее, и ты пытаешься вырваться. Но я придавливаю тебя к кровати, и ты не можешь как-то помешать мне или хотя бы отстраниться.
Ты так стонешь и извиваешься подо мной, что я не могу долго сдерживать себя. Но и ты не можешь продержаться долго. А еще ты выкрикиваешь мое имя несколько раз подряд.
Ты вспомнил этот момент, Теон? И как он был прекрасен? Ты просто взорвался тогда, и если это не был самый сильный оргазм в твоей жизни, то я готов сломать себе левую руку. Ты наслаждался тем, что я делал с тобой, вспомни это!
Это наше общее воспоминание.
Таких воспоминаний очень много, и я бережно храню их все.
А что хранишь в своей памяти ты? Неужели только плохое — то, что было в самом начале? Но ведь в последний месяц все было хорошо. Я не наказывал тебя, потому что ты не давал мне для этого повода. Неужели ты не помнишь, как нам было хорошо вместе?
Наверное, ты предпочитаешь не вспоминать об этом, потому что пишешь, что больше не принадлежишь мне.
Да неужели, твою мать?!
И когда же ты перестал быть моим? С того момента, когда начал давать показания прокурору? Или когда тебя привел к себе домой наш герой-дозорный?! Или когда ты стал пьянствовать с этим дикарем-деревенщиной?!
Скажи мне! И я напомню, что ничего не изменилось.
Ты мой, и только мой, Теон.
Ты, конечно, можешь выбирать — с кем тебе жить, с кем спать и кого любить. Но на самом деле вариантов не очень много, мой славный.
Ты будешь делать выбор между мной, мной и снова мной, Теон!
Я никому не позволю встать между нами. Если рядом с тобой появится хоть кто-то, мне неважно кто — бастард, олень, Манс, деревенщина с гор, какая-нибудь шлюха или даже сам великий хер мистер Президент — я убью его.
Хотя о чем это я? Кто может быть рядом с тобой?
Ублюдок уже давно вернулся в свой “Дозор”, а олень занят избранием на должность судьи. У Манса своя семья и ребенок, и даже у деревенщины есть своя рыжая девка. Кто у тебя остался, Теон? Кого ты хочешь выбрать? Посмотри на ситуацию с другой стороны — кто захочет выбрать тебя?
Кого ты можешь заинтересовать, Теон? Для всех остальных людей ты просто трясущийся ненормальный урод. Кто захочет тебя? Кто пожелает быть с тобой рядом?
Только я.
Я хочу, чтобы ты всегда был со мной.
Неужели тебе так неприятна моя страсть, Теон? Неужели она никак не затрагивает твое тело? Твое сердце?
Я не верю, что ты остаешься безразличным ко мне. Имей смелость признать, что ты тоже меня хочешь. И что ты так же тоскуешь по мне, как и я по тебе.
Я нужен тебе так же, как ты нужен мне.
Никто, кроме меня, не может дать тебе того, что ты хочешь. И дело не в защите, или деньгах, или сексе.
Ты ведь понимаешь, о чем я толкую, мой дорогой Теон?
Я изменился за время нашей разлуки. И я обещаю тебе, что больше никогда не будет боли. Тебе будет хорошо со мной, я клянусь в этом.
Миранда все время твердит, чтобы я вычеркнул тебя из своей памяти и жизни. Почему-то ты ей не нравишься, и меня это огорчает. Она говорит, что наши отношения очень нездоровые, и сведут на нет все ее усилия по формированию благоприятного общественного мнения.
Но как я могу расстаться с тобой?
Ведь я тоже твой, Теон.
Приди ко мне на свидание.
Я каждый месяц обновляю список посещений, и всякий раз вписываю туда твое имя.
Я буду ждать твоего письма… или вызова в комнату для визитеров.
Навеки твой
Рамси Болтон
P.S. Как поживают наши девочки?”
Теон закрыл глаза и принялся стучать затылком об дверь. Девочки ворчали, Джейни тянула зубами его за рукав. Но он не мог идти на улицу прямо сейчас. Он тоже помнил ту ночь, когда выкрикивал, колотясь в оргазме, ненавистное имя, потому что не было сил терпеть, потому что иногда пытка ласками ничуть не лучше пытки болью. И потому, что это, мать его, и правда был один из самых сильных и ярких его оргазмов. И тело тоже это помнило, до сих пор отзываясь тяжестью в паху. Девочки рвались на улицу, суетились у дверей. Теон, покусав губу, быстрыми шагами направился в ванную, чтобы несколькими рывками снять напряжение.