Вчера Миранда сказала, что утвержден состав коллегии судей, которые будут рассматривать мою апелляцию. Председателем будет толстый хрен Мандерли, и проблема в том, что у него какие-то личные обиды на бюро Фреев. Когда он слышит слово “Фрей” у него начинается то ли аллергия, то ли падучая.
В общем, как только нервный Мандерли увидит, какая именно контора меня представляет, рассчитывать на положительный исход апелляции не стоит.
Так что теперь меня будет вести другая адвокатская фирма. Дом Болтонов когда-то раньше имел с ними дела, но потом мы ушли к Фреям. Завтра у меня первая встреча с главным партнером этого бюро — каким-то Варисом.
Очень жаль расставаться с Мирандой, встречи с ней были довольно приятными. Но она обещала писать мне. Часто.
Я скучаю по тебе. Я скучаю по нашим девочкам. И я очень хочу увидеть вас всех. Пришли мне фотографии, Теон!
Но не только фото девочек. Я хочу увидеть тебя. У меня есть несколько снимков, которые сделал мой человек, когда ты гулял в парке. Но ты везде смотришь куда-то вбок, опустив голову.
А я хочу видеть твое лицо.
Когда же ты, наконец, придешь ко мне, Теон Грейджой?
Я жду тебя каждый долбаный день, но меня вызывают к другим посетителям, и ты не представляешь, как меня это разочаровывает. Я хочу увидеть тебя, а не очередного адвоката или человека от моего отца.
Я хочу тебя, Теон.
Если ты все еще боишься прийти на встречу, тогда просто вложи в письмо фотографии.
Много фотографий.
Я буду ждать, мой Теон.
Твой Рамси Болтон.”
Теон отложил письмо и начал бездумно перебирать фотографии, сделанные Даллой.
Он выбрал несколько снимков из пачки, штук десять, если не больше, в основном на них были собаки, но на трех было и его лицо.
У Даллы был настоящий талант, она сделала чудесные фотографии. На первой Хелисента облизывала нос Теона, а он при этом смешно морщился. На второй он сидел на траве, поджав под себя ноги, а девочки лежали рядом. И на оставшейся — его лицо крупным планом, а вокруг довольные собачьи морды.
Был еще один снимок… Теон на нем вышел почти красивым, он был удивлен, как такое могло получиться, но Кира вылезла на передний план и стояла так, что было явственно видно, насколько она крупнее остальных. Теон отложил фотографию обратно в стопку и принял твердое решение посадить Киру на диету.
Он начал писать ответ Рамси.
“Хорошо, что тебе сняли гипс. Пальцы можно разрабатывать мягким мячиком, сжимать и разжимать его в руке, это помогает лучше всего, я знаю. Благодаря тебе.
Не переживай по поводу собак. На корме и лечении для них я не экономлю. Я хорошо слежу за ними и не хожу к Квиберну. Мы лечимся в “Зеленой клинике” у Ридов, они хорошие профессионалы, при этом чуткие и внимательные. И если не дай боги вдруг возникнет необходимость — конечно же, я сниму с твоего счета деньги и направлю их на врачебную помощь. Хелисенте, кстати, сняли швы и лапа совсем уже зажила.
Теон медлил, кусая ручку, не зная, как правильно высказать то, что хотел написать.
Мне, конечно, приятно читать, что ты думаешь обо мне и хочешь меня. Не стану скрывать, да ты и сам знаешь, что хорошо изучил меня за то время, что мы были вместе — по твоей воле, не по моей.
Ты способен заставить меня стонать от удовольствия, это правда. Но это удовольствие для меня всегда было связано с болью и унижением. И именно от этого ты ловил свой кайф, я же видел.
Я не готов встречаться с тобой сейчас. Пока не готов.”
***
Наконец-то Теон почувствовал, что его жизнь обретает смысл. Каждый день после работы он ходил в качалку. Большой Джон велел Теону есть побольше мяса и порекомендовал какие-то протеиновые пилюли в большой черной банке. Результат не заставил себя долго ждать: худое изможденное тело постепенно начало обрастать мышцами. После ежедневных физических нагрузок Теон крепко спал по ночам и больше не просыпался от собственных криков. Но Рамси все же иногда ему снился, после пробуждения он помнил эти сны и сердито застирывал по утрам белые потеки на белье.
Игритт и Стир поженились и съехали. Стир зашел попрощаться, держа в руках бутылку дорогого арборского виски, и показал Теону фотографии чудесного двухэтажного дома в пригороде, на который они взяли ипотеку в Железном Банке. Бывший сосед крепко пожал Теону руку и пригласил в гости. Теон кивнул и пообещал заходить к ним, но на самом деле он не собирался навещать их, потому что не был уверен, одобрит ли его визиты Игритт.
У Манса наконец вышел новый альбом — весь склад был забит коробками с дисками. Заглавная песня “Два сердца бьются, как одно” сразу же высоко поднялась в чартах “Вестеросского радио” и “Радио Север”, и теперь звучала по всему городу. Доходы фирмы резко возросли, и Манс на радостях прибавил всем сотрудникам жалованье, а Теона почти насильно отправил в трехнедельный отпуск. Скорбный Эдд был растерян: ремонт в его квартире закончился, мебель была расставлена, заработок вырос, и поводов для ворчания стало намного меньше. Теон посоветовал ему завести домашнее животное — тогда причин поворчать появится хоть отбавляй.
Теон, пользуясь вынужденным отпуском, проводил больше времени в качалке, и ходил гулять с девочками не на площадку, а в центральный парк. Он уходил вглубь парка, куда не добиралось большинство гуляющих, и снимал с девочек намордники, давая им возможность побегать за любимыми игрушками — мячиком, палкой или пластиковой тарелкой. У Теона была заветная полянка в отдаленном месте парка, где стояла вечно пустая скамеечка, на которой он мог посидеть, отдыхая от игр с девочками.
Но сегодня скамейка была занята. На ней по-хозяйски расположились два симпатичных молодых человека. Улыбчивый темноволосый красавец с синими глазами кормил персиком широкоплечего кудрявого блондина. Они по очереди откусывали от яркого красного бока и целовались, слизывая друг с друга сладкий фруктовый сок. Теон застыл столбом, завороженно следя, как эти двое ласкают друг друга. Любопытная Джейни подбежала к ним и запустила нос в корзинку для пикника, которая стояла на краю скамейки. Черноволосый отшатнулся, увидев собаку, а блондин посмеялся над его испугом и предложил Теону персик. Теон вздрогнул, словно очнувшись, растерянно поблагодарил за предложенное угощение, позвал девочек и ушел искать другое место.
Первым делом, вернувшись домой, Теон проверил, нет ли письма от Рамси. Но желтого конверта на полу не было.
Теон внимательно читал газеты, в которых были статьи про Болтонов и о возможном пересмотре дела Рамси. Все статьи были хвалебные, и фотографии подобраны отлично — рекламный маховик, запущенный Мирандой, все еще крутился. Теон перечитывал последнее письмо Рамси каждый вечер, перед тем как пойти в душ перед сном. Он гладил свои шрамы на груди, животе и бедрах, стоя под обжигающими, как прикосновения Рамси, струями воды. У него подкашивались ноги и кружилась голова, когда он забрызгивал белым свою четырехпалую ладонь.
Письмо появилось на коврике с опозданием в несколько дней, и Теон вздохнул с облегчением. Он разорвал конверт и торопливо вытащил пять небольших блокнотных листов, исписанных с обеих сторон. На внешнем бумажном сгибе виднелись следы светлой пудры. Письмо было написано карандашом и, как обычно, печатными буквами. В некоторых абзацах они были убористые и прямые, а в некоторых — неуверенно дрожали, норовя уйти куда-то вверх и вбок. Видимо, сломанная рука Рамси все еще болела, и он менял руки, пока писал письмо.
Теон принялся жадно поглощать глазами неровные строчки.
“17 сентября
Мой Теон!
Я получил фотографии.
Ты не представляешь, что творилось у меня в голове, когда я увидел их в первый раз. Я смотрел на тебя и на девочек. На тебя. И снова на тебя.
Если бы ты сейчас оказался рядом, я вряд ли сумел бы сдержаться. Я пересматриваю фотографии чуть ли не каждый час, и уже порядком их истрепал. Самый лучший снимок я повесил на стенку. Тот самый кадр, где ты снят крупно, вместе с девочками. Лицо у тебя там немного смущенное, но глаза улыбаются.