Заводить мотор я в ту пору умел, научился у отчима, а вот глушить и поднимать, особенно в неожиданной ситуации, сразу не получилось, да и силенок не хватило. И наш многострадальный «Нептун-23» с ревом и грохотом еще минуты три рубил своим винтом базальтовый гравий.
Винт был сломан, мы оглушены, ошарашены и изрядно напуганы остановкой посреди русла. Нужно было что-то делать. На счастье, в сумке с инструментом оказался запасной винт (о существовании которого мы и не подозревали). С огромным трудом сменили винт: делать это в первый раз, особенно на плаву, крайне тяжело. Все время боялись утопить запасной винт. И, как побитые собаки, поплыли назад, домой.
Приехав, родители, естественно, узнали о нашем «походе». Наш поселок небольшой, всего шесть тысяч жителей. И все друг друга знают. Само собой, отчиму доложили, что, мол, пацаны куда-то ездили на его лодке. Он меня, конечно, отругал, но не сильно, и, главное, сказал, чтобы я ничего не брал без спроса и учился как следует у него и у других старших премудростям судоходства.
У отчима был свой сарай, где он запирал лодочный мотор, но уже скоро мотор перекочевал в мой гараж. Отчим видел, как я за ним ухаживаю, собираю, разбираю, смазываю, и совершенно добровольно отдал его под мой контроль.
Конечно, не в моторе дело. Это нормально, что родители заботятся о безопасности своих детей. Но порой так плотно, до духоты, оберегают их от всех реалий внешнего мира, что не вздохнуть и мира этого не познать. Поэтому я благодарен своим родителям – и маме, и отчиму, который для меня стал в тысячу раз ближе, чем отец, – за свободу делать то, что я задумал и чего хочу.
Хотя это не было сплошной анархией, они меня чутко направляли. Скажем, когда я в восьмом классе вдруг решил, что продолжу свое обучение в следующем году в ПТУ при авиастроительном заводе Комсомольска-на-Амуре, отчим со мной очень серьезно, глубоко и обстоятельно поговорил. Хотя он сам имел лишь восемь классов образования и исключительно рабочие специальности (моряк, бульдозерист, бригадир на асфальтобетонном заводе), он был очень начитанным и эрудированным человеком.
И он очень грамотно мне растолковал, что ПТУ и завод никуда не денутся, в них можно пойти и после десятого класса. Я же рвался в Комсомольск, потому что знал, что на этом заводе рабочие получают аж по пятьсот рублей, что там станки с числовым программным управлением и много чего другого, самого современного и интересного. Мне хотелось делать самолеты. Но после этого разговора я понял, что отчим прав, что надо закончить среднюю школу.
Так меня и направляли на верный путь в самые ответственные моменты. В остальном же моя свобода была почти неограниченна. В возрасте примерно четырнадцати лет я сам сделал себе ружье из найденных в разное время ствола и цевья, все это я нашел в зимовьях и на крышах заброшенных домов. Приклад выточил сам, подогнал цевье под ствол, и с небольшими доработками ружье двадцать восьмого калибра было готово.
Не скажу, что из меня получился знатный охотник, ружье больше таскали с собой на рыбалку просто так, пострелять по банкам и изредка погонять уток. Мама, скорее всего, о ружье знала или догадывалась, потому что в ящиках письменного стола, за которым я делал уроки, у меня хранились порох, капсюли, пыжи и дробь, но она не препятствовала моему «хобби».
Вообще, я не припомню, чтобы кто-то из родителей копался в моих вещах, пытаясь отыскать какой-нибудь «компромат».
На рыбалку – в любой сезон и в любое время. Зимой – на подледную, с ночевками в землянках.
С наступлением весны – на лодке, и так до первого льда. Приключений, опасностей и штормов было много, но никто и никогда не запрещал мне выходить на реку вновь.
В тайге вместе с одноклассниками
Еще один памятный эпизод из детства. В ста метрах от нашего дома была музыкальная школа. И однажды мама меня спросила, не хочу ли я в нее записаться. Я, почти не колеблясь, сказал твердое «нет». Все кружки и секции я выбирал для себя сам. Уж не знаю, плохо это или хорошо. Но это тоже было проявление свободы.
Принцип третий: проявлять интерес к людям вокруг тебя и к тому, что они знают, что умеют, что делают.
На Амуре во время ледохода