И вот, наконец, настал день, когда с меня окончательно сняли все повязки. Не одеваясь — не Моррингтона же мне было стесняться, он уже видел меня не только без одежды, но и без кожи — я пошла в находящийся тут же в палате туалет, чтобы посмотреться в большое зеркало.
Признаюсь, мне было страшно. Наверное, я посмотрела в свое время слишком много американских фантастических фильмов. Там всегда в таких случаях что-то идет не так. Но нет, в зеркало я не увидела чудовище Франкенштейна, покрытое уродливыми шрамами. Моя кожа — за исключением тех участков, которые пощадил скальпель доброго доктора — была розовой и нежной, как у младенца, и все еще сохраняла повышенную чувствительность, но выглядела вполне здоровой. Единственным неприятным сюрпризом стала абсолютно лысая голова — до меня только теперь дошло, что слова Моррингтона об «удалении волос» означали не бритье, а скальпирование, словно в вестерне. Кстати, то же самое было проделано и с моими подмышками и лобком. Мои груди стали меньше, но это меня не расстроило. С такими только удобнее бегать и драться — да и, глядишь, желающих испытать на прочность мою клятву теперь будет меньше. Внимательнее всего я, конечно, рассматривала лицо. Совсем без волос оно выглядело слишком непривычно, и я прикрыла верхнюю часть лба ладонью, пытаясь сгладить этот эффект.
— Примерь-ка, — подошедший сзади Моррингтон протянул мне парик каштанового цвета.
Я надела его. Да, теперь не было сомнений — из зеркала на меня смотрело то же лицо, что и на фотографии и тех видеозаписях, где Эмили была без повязок. Лицо, одновременно похожее и непохожее на мое. Некоторое время я гримасничала проверяя работу мышц. Все было безупречно. И все-таки мое прежнее лицо нравилось мне больше. А этот безвольный подбородок и пошлые ямочки на щеках… Ну ладно. Тем больнее обломается тот, кто вздумает судить обо мне по внешности.
На следующий день состоялся мой перевод в другую палату.
Палату Эмили.
Постель там, конечно, постелили новую, но в остальном палата все еще хранила следы ее присутствия — одежда в шкафчике, косметичка, на столике у кровати — ваза с фруктами и бумажная книжка в мягкой обложке, раскрытая и перевернутая корешком вверх… Первым делом я впилась зубами в большое красное яблоко — в последние дни меня кормили главным образом через трубочку. Потом бросила взгляд на книгу. Судя по картинке на обложке, это было какое-то фэнтези с эльфами и гномами. Я никогда не понимала, как можно читать подобную чушь, если тебе уже исполнилось хотя бы семнадцать — а ей было 26, на три года больше, чем мне. Впрочем, когда в твоей жизни нет никаких реальных проблем и опасностей, можно, наверное, всерьез переживать и за эльфов.
В конце концов, чем они хуже коал?
Меня больше заинтересовало, зачем ей понадобилась бумажная книга. Почему она не читала с экрана. Некоторые, правда, не любят читать с гаджетов — но только не такие фифы, которые наверняка пользоваться айфоном учатся раньше, чем унитазом.
— Где ее телефон? — спросила я Моррингтона, который все еще стоял возле двери, глядя, как я осваиваюсь в палате.
— На хранении, — улыбнулся он. — Правило нашей клиники — никаких телефонов и ноутбуков. Новости из внешнего мира не должны нарушать покой пациентов.
«Чтобы никто тут ничего не фотографировал и не снимал на камеру, и уж тем более не вел отсюда прямых трансляций», — мысленно перевела я.
— Меня это тоже касается? — осведомилась я. — Мне же надо входить в роль. Изучать ее аккаунты и все такое.
— Да, — согласился он, — я дам тебе ноутбук. Но, пожалуйста, только читай и ничего не пиши. Пока ты еще не готова. И уж тем более не пытайся связаться ни с кем из прошлой жизни. Ты же понимаешь, это в твоих же интересах. Та жизнь теперь закончилась. Анхелина умерла навсегда.
Я, разумеется, понимала, кто умер этим утром на самом деле. Мы с Моррингтоном ни разу не обмолвились и словом, ни что будет с настоящей Эмили — это было очевидно — ни как это произойдет. Это была его забота — нет места удобнее для убийства, чем лечебное учреждение, и нет профессии удобнее для убийцы, чем врач. Моей проблемой это не было, а я привыкла не думать о том, что не является моей проблемой. И все же, удобно устраиваясь на кровати Эмили в ожидании обещанного ноутбука и с аппетитом жуя предназначенное для нее сочное сладкое яблоко, я впервые с какой-то особой отчетливостью ощутила, что девушка, с которой мы прожили практически бок о бок (наши палаты находились в одном коридоре), хотя и не видя друг друга, больше двух недель и которая была жива еще несколько часов назад — теперь мертва. За свои 23 года я убивала уже не раз, всякий раз без малейших колебаний — но это всегда были мужики и, главное, всегда те, кто мне угрожал. То есть угрожал сознательно, а не просто фактом своего существования. Теперь же… «Даже не успела узнать, чем кончится ее дурацкая книга», — пришла мне в голову совсем уже глупая мысль (судя по количеству страниц слева и справа, дочитать ей оставалось совсем немного). Но пожалела ли я хоть на миг о принятом решении? Однозначно нет. Даже если бы у меня на хвосте не висел Альварес. Она была слабой. Ее руки подготовлены не были к драке, и она не желала победы. Я достойна занять это место. Я многое делаю лучше.
Изучение ее аккаунтов в социальных сетях, которым я плотно занималась в следующие дни, вполне подтвердило мое уже сложившееся мнение об Эмили. Там даже были посты про коал! А также про права ЛГБТ, «стоп расизм» и тому подобную левую херню. Нет, Эмили не была активисткой ни одной из соответствующих организаций и не писала всю эту чушь сама. Просто репостила то, что писали другие, полагая, очевидно, что в этом состоит ее долг богатой белой американки перед всеми угнетенными меньшинствами, до коал включительно. Что характерно — при этом ей ни разу не приходило в голову пожертвовать, например, миллион-другой беднякам Тихуаны. Нет — такие, как она, успокаивают свою совесть тем, что делают репосты и ставят лайки в соцсетях. Впрочем, оно и к лучшему. До бедняков бы все равно ничего не дошло, кроме жалких крох — все остальное осело бы в карманах солидных господ из благотворительных фондов. Как там говорил Моррингтон — «миллион отдашь благотворительному фонду при моей клинике…» Вот в этом они все.
Кого-то, может, и удивило бы, что я, родившаяся и всю жизнь прожившая в трущобах Тихуаны, так не люблю левых, но этот кто-то — дурак. Потому что никто на свете не заинтересован, чтобы бедных было как можно больше, сильнее, чем левые. Ибо, если бедных станет мало, кто будет за них голосовать? Разве что такие дуры, как Эмили Харбингер. А теперь уже и она — тоже нет.
В целом Эмили писала в соцсетях не слишком активно. Кстати, меня вообще поражает нынешняя всеобщая манера это делать. У меня, пока я жила на улице до встречи с Хуаном, не было даже телефона. Потом, конечно, появился и телефон, и ноутбук — но я никогда не использовала их для такой глупости. Для связи со своей бандой, для поиска информации, ну и, конечно, для развлечения тоже — фильмы, книги, музыка — это все понятно. Но кем надо быть, чтобы своими руками создавать на себя досье и выкладывать его в публичный доступ?! Да еще и не одно, а несколько, как они все любят! Если вы еще собрали обо мне недостаточно информации через фэйсбук — вот вам, пожалуйста, твиттер, ах да, еще инстаграм не забудьте, вдруг вам моих фоток мало! Идиоты. Не, я понимаю, политики и артисты, которым нужно рекламировать себя 24 часа в сутки — но зачем это делают все остальные?!
Хотя, конечно, пусть делают. Это очень облегчает задачу таким, как я.
Но, как я уже сказала, Эмили писала в своих блогах не так уж много. Вероятно, не столько из разумной осторожности, сколько из природной скромности. В основном это были пустые посты о каких-то никому не интересных мелочах — даже не скажешь, что их писала наследница многомиллионного состояния. Сдала на водительскую лицензию (со второго раза!), посмотрела такой-то фильм (у нее было несколько любимых актеров, все мужчины), а вот какой салют на День независимости, осваиваю гитару (это хорошо — на гитаре играть я тоже умею, хуже было бы, если бы она осваивала рояль), у нас третий день холодно и дожди, решила поменять прическу, как думаете, лучше так или как было? (голосование, победил вариант «лучше так», хотя на мой взгляд, так отвечали, чтобы ее не расстраивать), а вот как мы украсили дом на Хэллоуин, всех с Рождеством и всяких вам бла-бла-бла, а вот вам фото белки на сосне… Фотки из путешествий с папочкой — лыжный курорт, морской круиз, карнавал, какие-то средневековые европейские улочки и стилизованные под национально-исторический колорит ресторанчики… Фотки с подругами (немногочисленными) — парами или компаниями на днях рожденья, пикниках и пляжах (в блогах этих подруг мне тоже предстояло покопаться, чтобы узнать и о них как можно больше — хорошо, что их было немного). Нигде никаких упоминаний о женихе или бойфренде. Вот это очень хорошо — мне бы, конечно, не составило большого труда его отшить, но такие типы порою знают подробности, о которых не рассказывают даже врачам.