Вот некоторые из его изречений, ставших в фирме популярными. Сотрудники Федотыча часто цитировали.
«Мы же взрослые люди, не будем темнить, в жизни есть только деньги и власть, все остальное — мусор».
«Бухгалтером в моей фирме может быть только человек с маленькими красными бегающими глазками. Как можно доверять человеку, у которого не бегают глазки?»
«Мой богатый жизненный опыт делает вашу жизнь никчемным и опасным испытанием».
«Пока вы в своих университетах дурака валяли, я занимался полезным делом — штангу поднимал».
Сотрудники, впрочем, сомневались, что Федотыч был настоящим братком. Надо полагать, просто гнал понты. Но умело. Желающих наводить справки о его трудовом пути не нашлось.
Работа в фирме у хозяина была не пыльная. Впрочем, Федотыч не любил работать. Он любил отдыхать. («Необременительная работа труднее всего дается». Еще один пример красноречия Федотыча.). Послеобеденное время он любил проводить на теннисном корте. Много полезного содержит в себе игра теннис: интересные знакомства позволяет завести, лишний жирок сбросить да и время убить до вечера, а там уже легче жить становится, всегда можно завалиться в казино или кабак.
И вот однажды захотелось Федотычу погонять мячики с главным менеджером своей фирмы неким Гавриловым. Дружбаны-хозяева соседних фирм любили приговарить после выпивки: «Ах, какой у тебя Гаврилов. Нам бы такого!» А Федотыч знал своего Гаврилова мало, вот и задумал на корте познакомиться поближе.
Вызвал он Гаврилова к себе в кабинет.
— Почему ты, Гаврилов, позволяешь называть себя менеджером? — с порога задал Федотыч вопрос, который его давно мучил.
— А как надо? — удивился Гаврилов.
— Управляющий.
— А какая разница? — еще больше удивился Гаврилов.
— Огромная! Так ты своим работникам сразу говоришь, что управляешь ими, а по-другому выходит, что ты ими менеджеришь? Разве это правильно?
Гаврилов неопределенно хмыкнул.
— Вот что, Гаврилов, давай-ка мы с тобой прямо сейчас на корт отправимся, как люди. Потом в баньку, пивка попьешь, крабами закусишь. Не убежит твоя работа. А если убежит, то, значит, не справляешься. Считай, что это проверка.
— Не могу, Тимофей Федотович. Не могу.
— А что такое? — удивился Федотыч, он в первый раз встретил человека, который отказался от такого потрясающего приглашения.
— У нас два программиста в обеденный перерыв читают по ролям пьесу Эжена Ионеско «Носорог», очень бы не хотелось пропустить сегодняшнюю читку. А давайте на корт вечером? Можно?
— Не понял. Возьми в библиотеке книжку и прочитай, если хочешь узнать, что там дальше будет. Подумаешь, проблема!
— Нет, нельзя. Все дело в том, что ребята программисты очень плохо читают, запинаются, интонацией не владеют, а иногда и вовсе слова путают. Для абсурдистской пьесы, а «Носорог» пьеса абсурдистская, это такое приобретение, такое приобретение, что просто дух захватывает. Благодаря их нескладному бормотанию в пьесе обнаруживаются такие философские прозрения, которые в гладко напечатанном тексте ни за что не обнаружишь! Очень не хочется пропускать. Может быть я что-то такое о жизни своей узнаю, что изменится она самым замечательным образом. Разве можно такую возможность терять?
Хотелось Федотычу сказать этому придурку на букву «м» — менеджеру-шменеджеру, что отказ погонять мячик перевернет его жизнь еще быстрей. Да передумал. Не хватало еще менеджера уговаривать. Надеялся Федотыч, что передумает Гаврилов, но тот на корт так и не пришел.
Через несколько дней Федотыч пригласил бухгалтера Титову слетать на пару дней в Париж. Вроде бы как в командировку, естественно, за счет фирмы. Но Титова отказалась, не захотела пропустить чтение пьесы «Носорог».
— Дура, ты, дура, — посетовал Федотыч, но склонить бухгалтера Титову на халявный отдых так и не сумел.
В пятницу стало окончательно ясно, что с этой пьесой не все в порядке. Может быть, даже с идеологической точки зрения — получается, что прослушивание ее мешает устанавливать в фирме правильные рабочие отношения, мешает служащим работать как положено. Негативно сказывается на производительности труда. Для людей деньги перестают быть главным в жизни. Фомка, человек проверенный, десять лет в бизнесе, правая рука, можно сказать высказался удивительнейшим образом:
— Гробим город ради наших говенных денег, не мы его строили, не нам его и перестраивать.
— Это в «Носороге» написано? — спросил Федотыч.
— Да.
Вот и решил Федотыч, что пора ему лично прослушать несколько сцен из этой загадочной пьесы. Крадучись, он проник в помещение во время читки и увидел полтора десятка напряженных затылков. Невнятные голоса компьютерщиков громыхали в вязкой тишине. Федотычу показалось, что уши собравшихся вздрагивают на удивление согласованно, будто к ним привязали веревочки и в нужные моменты одновременно дергают.
Он прислушался. История оказалась очень простой. Носорог пробегал по улице и раздавил кошку. Он не обратил внимания на это досадное происшествие, короче говоря, не заметил. С кем не бывает? А действующие персонажи пьесы заметили и возмутились. Это понятно, гражданские права кошки были грубо нарушены. Только жалобы подавать было некому, носороги совершенно не понимали по-человечески. Большинство несчастных персонажей пьесы быстро догадались, что выбор у них оскорбительно мал. Так что, пока не раздавили, нужно было быстро записываться в носороги, чтобы впредь можно было самим безнаказанно давить зазевавшихся кошек и людей. Но нашлись и такие, кто не пожелал обзаводиться толстой носорожьей кожей, уверенностью и целеустремленностью этих почтенных зверей, их оригинальной грациозностью и своеобразным чувством ритма. Только бы не давить дурацких кошек и дурацких праздношатающихся людей.
И вот тут Федотыч неожиданно для самого себя загрустил. В голову ему пришло, что Фомка, менеджер Гаврилов и бухгалтер Титова считают, что он — Федотыч — и есть главный в фирме носорог. Новый носорог. Давил ли он кошек? А кто его знает, «мерс» кошку под себя подомнет, даже и не заметишь. Это жизнь. Впрочем, зачистка точек для застроек мало чем отличается от раздавливания кошки. Все дело в том, что настоящие носороги не замечают побочных разрушительных результатов своей деятельности. А не замечают потому, что сюсюканья человеческие оставляют их равнодушными. Это как раз понятно. Бежит носорог по своим делам, задевает бедром постройки, вот они и рушатся. Но носорогу нет до этого дела, поскольку повреждения не приносят выгоды и не мешают ее получать, то есть совершаются вне его жизненных принципов. Именно поэтому они носорогу безразличны.
«Совсем как мне, — подумал Федотыч обречено, — когда я ради денег уничтожаю скверы, детские площадки, городские достопримечательности. Почему, спрашивается, я никогда не замечал этого? Почему мне в голову не приходило, что об этом нужно думать? Если бы не пьеса, я ни за что не догадался, что из-за такой ерунды нужно переживать. Это надо же — носорогом обозвали!»
Вечером он спросил у Фомки:
— За что ты не любишь носорогов?
— Они давят кошек и не замечают этого. А это значит, что они не люди.
— Я стану носорогом, если снесу оранжерею в Таврическом саду?
— Да. Станешь. Только ты уже и так давным-давно носорог.
Федотыч хотел спросить, как он об этом догадался. Но промолчал. И так понятно. Об этом говорится в пьесе человека по фамилии Ионеско.
Ну и как тебе фантастика? Мне пришла в голову неожиданная мысль, а что если собрать мои письма к тебе и представить как малохудожественный текст. В том смысле, что он, пожалуй, скорее литературоведческий.
Возможным это станет, естественно, если ты дашь согласие на публикацию. Я бы мог прикинуться валенком и воспользоваться этим материалом, не спрашивая твоего разрешения, но что-то непонятое внутри заставляет поинтересоваться твоим мнением. Мне почему-то (этот психологический выверт я не способен объяснить никак) хочется заполучить твое одобрение. Почему бы тебе не похвалить меня? Или, если идея покажется тебе не заслуживающей внимания, в легкой ненавязчивой форме не отвлечь меня от ее реализации? С нетерпением жду твоего решения.
С наилучшими пожеланиями, Иван Хримов.