— И что с того? Герберт, вы самостоятельно добьетесь наилучшего.
— Добьюсь, как только узнаю, в чем выгода с ней… — И из светлой гардеробной метаморфа младшей ветви рода Дво-дао вылетел стремительный стальной ястреб.
Несколько мгновений седовласый воин потрясенно смотрел туда, где только что произошло новое невероятное обращение подопечного — в птицу. Им была взята новая вершина видового круга ипостасей, и превратился он отнюдь не в хрупкого зяблика, впервые ставшего на крыло, а в матерого хищника.
— Опять всю ночь обращался. — Тагаш Уо со вздохом закрыл ставни, покачал головой. — Глупый дымчатый ягненок.
Улетая, многоликий его слышал, но глупым себя не считал. Разве может быть глупым тот, кто без родственных связей и крупных взносов самостоятельно поступил в военную академию Треда? Или тот, кто превзошел по вариантности оборотов родственников чистокровных королевских кровей? Ведь еще ни Даррей, ни Макфарр не научились принимать облики птиц. А он, Герберт, смог и всего за одну ночь, научился летать!
— Такому как я все по плечу. Что захочу, то получу! — процитировал метаморф и устремился к горизонту.
Маленькую деревеньку, затаившуюся в глухом лесу, он нашел не сразу. Приняв конусные крыши за соломенные стога, пролетел мимо нее дважды. И только на третьем заходе, заметил движущиеся фигурки и с опозданием понял, что птичье зрение стало ослабевать.
Силы уходят.
Прошедшая ночь была плодотворной и в то же время энергоемкой. Когда он, неоднократно падая с крыш и заборов, раздирая не только одежду, но и собственную шкуру, продолжал раз за разом совершать сложное перевоплощение в надежде добиться результата, который позволил незаметно подслушать разговор между дядей и его советником. Однако уже сейчас сил в резерве молодого представителя стало маловато. Гер предусмотрительно спустился вниз и, не меняя ястребиного облика, засел под крышей ближайшего дома. Переводя дух, нервно переступил лапами и огляделся по сторонам.
Птичье зрение ухудшалось с каждым мигом, постепенно пропадал и слух, уже не улавливающий мошкару крутящуюся в паре метров от многоликого. Прав был Тагаш, не пуская его. После бессонной ночи следовало выспаться и нормально поесть, так нет же, муха укусила, примчаться спозаранку в глухомань. Туда, где даже в седьмом часу деревенские носа из дома не высовывают.
«Лентяи!» — неуважительно окрестил их Гер и с удивлением увидел охотников, выходящих из леса. Трое, едва стоящие на ногах, пустые — без дичи, но довольные. И каково было его удивление, когда один из них резко остановился, вскинул простенький арбалет и произнес, пришепетывая:
— Штальной яштреб на доме штарошты, мой!
Удачно приземлился, подумал Дао-дво, отслеживая движения пошатывающегося охотника. Ведь как говорится — дуракам везет, а ему совсем не хотелось стать дичью одного из них.
— Мерещится тебе, — отмахнулся второй не менее пьяный мужик и похлопал себя по животу, туго обтянутому кожаной жилеткой. — Откуда в нашей глуши ястребы, да еще стальные?
— А медведь золотистый тоже мерещился? — возмутился третий и, икнув, рухнул в кусты чертополоха.
— Когда через заросли шел не мерещился, а когда за деревню спросил — мерещился, — подумав, произнес самый недоверчивый, даже не представляя, что дорогой у них интересовался сам наследный принц Треда.
— Вот так дела… Ее и Тэннон Дао-уно ищет! — прошептал крайне удивленный метаморф.
В это мгновение в колючих кустах раздалось горестное: «Всю дичь, мерзавец, распугал…»
— Не вшу, — заверил пришепетывающийся и выстрелил.
Звук разбитого стекла, падение осколков, тихий вскрик и бабий ор:
— Ганту! Душегуб окаянный, живо домой! — из разбитого окна высунулась пухлая женская рука со сломанным болтом в кулаке. И голос возопил: — За порченное стекло со старостой собственной шкурой расплатишься. Паршивец!
Она еще не договорила своих угроз, а троица незадачливых охотников уже отползла под чертополох, чтобы оттуда, не боясь, достойно ответить громогласной женщине. Их сердитый бубнеж многоликий слышал, но слов уже не различал, чертыхнулся, чувствуя как из тела уходят последние силы. О возвращении в долину Дельи речи уже быть не могло, следовало переждать истощение в укромном месте или же в удобном для отдыха облике. Например, обернуться лелеемым домашним питомцем, коего не привлекают к работе, плотно кормят, гладят и развлекают. И пробравшись в тихий дом через разбитое окно, аккуратно облетев все еще возмущающуюся кухарку, Гер полетел в коридор к лестнице, а оттуда наверх под крышу, где располагались хозяйские покои.
Найти подстилку любимого домашнего зверька, труда не составило, обернуться желтоглазым лемуром так же, сложность заключалась в том, что сам питомец был здесь же, сидел на полке среди любовных историй и взирал на метаморфа с долей иронии и, как ни странно, радостного превосходства. На фоне достаточно скромной обстановки девичьей спаленки этакая редкая зверюшка с полосатым хвостом смотрелась диковинно, впрочем так же как и книги по некромантии на столе, полосатые чулки ведической школы на стуле и обглоданный череп горной антилопы на стене. На кости близ пустых глазниц было что-то нарисовано, то ли руны, то ли завитушки заклятий, а может и просто мазня, которую он не мог разобрать, да и не успел. На лестнице послышались легкие шаги.
— Гирби, где ты, малыш? — Позвал нежный девичий голосок, от которого настоящего лемура основательно тряхнуло. Его шерсть стала дыбом, глаза увеличились вдвое, хвост тревожно забил по стене, и в следующий миг он опрометью кинулся в шкаф. Скинул на его дно белье с рюшами, зарылся в него по самый нервно принюхивающийся нос и затих.
Странное поведение для лелеемого питомца, отметил про семя многоликий, ощущая смятение и тревогу желтоглазого. И чем ближе были шаги незнакомки, тем сильнее беспокоился зверек. Метафорф младшей ветви рода Дао-дво и сам уже захотел спрятаться в шкаф или под ту же кровать, но не успел. Дверь скрипнула, и в спальню вошли две стройные ножки в тряпичных домашних туфельках.
— Гирби? — Носочки обуви повернулись к нему, Геру, и сверху радостно воскликнули: — А вот и ты, — и со вздохом облегчения, — даже искать не пришлось.
И Герберт ни за что бы не услышал в ее словах опасности, если бы не увидел, как лемур, чуть вынырнув из кучи белья, с отчаяньем тянет на себя тяжелые створки шкафа. И проделывает он это, не шипя и рыча, а безмолвно и тихо. Закрыл, оставив небольшую щелку для наблюдения, и выдохнул, как показалось — с облегчением.
А сверху раздалось пугающе спокойное:
— Ну, как сегодня убивать тебя будем?
Многоликий не поверил услышанному, поднял голову вверх и столкнулся с веселым взглядом сероглазой девчонки. Светленькая, с веснушками на белых щечках и худая, как ребенок. И ее изящные пальчики в перчатках, вопреки холодящим душу словам, нежно погладили метаморфа. — Есть желание опробовать болотную хворь?
Он всем телом дрогнул.
— Нет? Ладно, тогда проверим что-нибудь менее смертельное. Или не менее…
И что-то металлическое с неприятным щелчком застегнулось на шее. Первый порыв обернуться человеком и со стыдом признаться во всех грехах, сменил второй — сбежать. Но магический ошейник не позволил сделать ни того, ни другого. И пленившая его девчонка, наблюдая за его безрезультатными рывками, со смешком заметила:
— Ну-ну, глупыш… раньше надо было прятаться. А теперь поздно.
— Раньше?! — воскликнул Гер, подняв ошалелый взгляд на сероглазую незнакомку, но издал лишь приглушенное «мряу!»
— Поздно-поздно, — заверили его и, подхватив на руки, куда-то понесли.
Пролет, еще пролет, когда она пронесла его мимо зеркала, многоликий с отчаянием узнал в ошейнике артефакт Хао. Такой самому снять нелегко, а в его истощенном состоянии попросту невозможно. И отчаянное «Мрууу!» огласило дом и оборвалось, как только они вошли в неприметную дверку под лестницей.