Летом 1532 г., когда предвиделся поход Сеадат-Гирея на Русь, Василий III послал на украины «княжат и дворян двора своего и детей боярских из многих городов безчислено много».[67]
Итак, пожалуй, во всех важнейших военных акциях московского правительства двор великого князя принимал самое деятельное участие. Дворянское ополчение состояло из двух частей. В первую входили местные дворянские полки костромичей, переславцев, устюжан, владимирцев и т. п.[68] — наследие периода феодальной обособленности русских земель. Вторую часть, наиболее боеспособную и преданную интересам великокняжеской власти, составлял двор.[69] В значительной степени это объясняется тем, что владения служилых людей Государева двора располагались в центральных уездах, издавна вошедших в Московское княжество. Именно эти служилые люди получали значительные пожалования поместьями после удачных войн Ивана III. В источниках обычно различаются два элемента двора — князья и дети боярские,[70] причем первая группа считалась более знатной и занимала более важные места на иерархической лестнице чинов.
Основной боевой силой Государева двора стали рядовые служилые люди, получившие наименование «дети боярские». Этим термином первоначально назывались дети вольных княжеских слуг, бояр.[71] Он упоминается в докончании Василия II с князем Василием Ярославичем 1432/33 г.;[72] в указных грамотах после 1438 г.;[73] с конца 40-х годов XV в. в жалованных грамотах в клаузуле о княжеских ездоках, которым запрещалось «ставиться» в селах и деревнях иммунистов.[74] В летописях «дети боярские» впервые упоминаются под 1433 г. в рассказе о переезде сторонников Василия II в Коломну и при описании Суходревского боя с татарами и междоусобной борьбы русских князей 1445 г.[75] В 60-х годах XV в. «дети боярские» составляли костяк Государева двора. В начале XVI в. известны дети боярские из городов и двора.
Превращение великокняжеского двора в крупную военно-служилую организацию и появление термина «дети боярские» привели к тому, что старое наименование «дворяне», применявшееся в XIII—первой половине XV в. для названия судебно-административных слуг из состава великокняжеского двора «людей дворовых», перестает на время употребляться. «Дворян» знают новгородские докончания с князьями с 60-х годов XIII в. до 1471 г., а в летописании — с конца XII в.[76] Не только в Новгороде, но и в его землях судебные и административные прерогативы дворян (вызов сторон на суд, сбор пошлин и др.) строго регламентировались.[77]
До конца 70-х годов XV в. термин «дворяне» упоминается в грамотах ярославских князей. Около 1448—1470 гг. встречается он и на Белоозере, в 1462 г. — в Бежецком верхе. В основных землях Северо-Восточной Руси «дворяне» упоминаются в грамотах до 50-х годов XV в.[78] Изживание термина «дворяне» тесно связано с распространением термина «дети боярские». Этот процесс наглядно виден в истории текста клаузулы о «ездоках». Еще в 1438 и 1452 гг. «дворяне» соседствуют в ней с «детьми боярскими».[79] Около 1451—1464 гг. наряду с «детьми боярскими» упоминаются «люди дворные».[80] В грамотах 1463—1478 гг. изредка фигурируют уже просто «слуги».[81] Дворян в них нет. Правда, еще раз «дворяне» в старом значении этого слова встречаются в духовной Ивана III конца 1503 г.,[82] но это было уже анахронизмом, как, впрочем, и ироническое название «дворянин великого князя», данное около 1511 г. Вассианом Патрикеевым Иосифу Волоцкому.[83]
В новом смысле (как название прослойки служилых людей) «дворяне» упоминаются в рассказе о «поимании» князя Андрея Старицкого 1537 г.: кн. Андрей послал «дворян своих многых и детей боярьских городовых».[84] Вероятно, под «дворянами» в данном случае разумеются дворовые дети боярские князя Андрея (в отличие от городовых). Впервые «дворяне» в новом смысле слова упоминаются в официальной документации в приговоре
Земского собора 1566 г., но это была уже иная историческая эпоха.[85] Двор великих князей во второй половине XV—первой половине XVI в. разрастался, и, по наблюдениям Веселовского, в середине XVI в. в его составе числилось уже около 2600 человек, тогда как «с города» служило детей боярских (городовых) раз в 15 больше.[86]
69
Дворы были, конечно, и у удельных князей. В 1477 г. С. Пешек Сабуров отправлялся в Новгородский поход с двором княгини-вдовы Марии (Иоасафовская летопись. С. 99).
70
См. в разрядах под 1495 г.: «А князи и дети боярские с великим князем» (Разрядная книга 1475—1598 гг. С. 25).
72
ДДГ. № 27. С. 70 («которые, господине, бояря и дети боярьские служат тобе»); ср. № 32. С. 82—83 (1434 г.) и др. В Новгороде «дети боярские» упоминаются под 1259, 1386, 1398—1399 гг., но в ином смысле (НПЛ. М.; Л., 1950. С. 82, 380, 391, 393; см. также: ПСРЛ. Т. 8. С. 51; Т. 11. С. 88, 89, 170—171). Свой «сын боярский» был у митрополита еще в 1332 г. (Там же. СПб., 1885. Т. 10, С. 205).
74
АФЗХ. Ч. 1. № 145. С. 130; № 187. С. 169; № 278. С. 244; АСЭИ. Т. 2. № 110. С. 68; Т. 3. № 96. С. 133; см. также; АИ. СПб., 1841. Т. 1. № 40.
75
ПСРЛ. М., 1962. Т. 27. С. 270; Черепнин Л. В. Образование... С. 207—208; ПСРЛ. Т. 8. С. 112—114; СПб., 1901. Т. 12. С. 65, 66, 69—74; Т. 25. С. 263; М., 1959. Т. 26. С. 197; Т. 27. С. ПО; Т. 28. С. 104, 271 и др. Упоминание о «детях боярских» в Сказании о Мамаевом побоище датирует этот памятник не концом XIV в., а более поздним временем (Там же. Т. 26. С. 133. 142; Повести о Куликовской битве. М., 1959. С. 73 и след.).
76
О дворянах XIII—XV вв. см.: Сергеевич В. И. Указ. соч. Т. 1. С. 422 и след. О дворянах в Великом княжестве Литовском см.: Любавский М. К. Литовско-русский сейм. М., 1901. С. 418—420; ГВНП. № 1 («дворяном твоим, княже, ходити по пошлине»); № 26 («дворяном нашым. как пошло, погон имати») и др. См. также: Назаров В. Д. «Двор» и «дворяне» по данным новгородского и северо-восточного летописания (XII—XIV вв.) // Восточная Европа в древности и средневековье. М., 1978. С. 104—123.
77
Ср. в ст. 41 Новгородской судной грамоты (ПРП. Вып. 2. С. 218) и в докончаниях с князьями. В Русе в 1445—1461 гг. Василий II запрещал «дворяном моим з Городища» «позывати» на суд старорусских тонников (АСЭИ. Т. 3. № 13. С. 29); ср. то же в грамоте Ивана III около 1484/85 г. (Там же. № 21. С. 37).
78
Там же. № 194. № 207; № 198. С. 209; № 200. С. 210—211; № 205. С. 215; Т. 2. № 121. С. 74; ср. грамоту митрополита Ионы князю Михаилу Андреевичу 1451 г. (Там же. Т. 3. № 9. С. 25); см. также: Там же. Т. 1. № 304. С. 214; Т. 3. № 96. С. 133; Т. 1. № 189. С. 134; Т. 2. № 96. С. 58.
80
АСЭИ. Т. 2. № 454. С. 494; № 459. С. 497. № 461. С. 498. То же в грамотах кн. Михаила Андреевича 1448—1470 гг.: в одном случае встречаются «дворяне» (Там же. № 121. С. 74), в другом — «люди дворные» (Там же. № 110. С. 68), в третьем — «околичники и посельские» (Там же. № 138. С. 81); ср. также в грамоте 1447 г. духовенства, обращенной к Дмитрию Шемяке (АИ. Т. 1. № 40).
82
«А что которые мои дворы внутри города на Москве и за городом за моими бояры, и за князми, и за детми боярскими, и за дворяны за моими, и за дворцовыми людми» (ДДГ. № 89. С. 354). В декабре 1528 г. среди «дворян», ездивших с Василием III в Кириллов монастырь, называются кн. С. Ф. Бельский, кн. А. И. Холмский и «многие князи и дети боярские» (ЛОИИ. Собр. Лихачева. № 365. Л. 852 об.).
83
Послания Иосифа Волоцкого. М.; Л., 1959. С. 348. «Дворяне» есть и в рассказе о «поимании» Михаила Глинского в 1514 г. («пойма. . . со своими дворяны» — [ПСРЛ. Л., 1982. Т. 37. С. 101]). Но в данном случае речь должна идти о «королевских дворянах» (литовских) Глинского (ср. о них в рассказе о восстании Глинского в 1508 г.: Зимин А. А. Новое о восстании Михаила Глинского в 1508 г. // СА. 1970. № 5. С. 68—73).
85
В описи архива Посольского архива 1614 г. упоминается тетрадь 1514/15 г., «как приехали. . . из Смоленска князи, и дворяне, и дети боярские» (Описи Царского архива. . . С. 54). Но здесь могла идти речь о литовских «дворянах» или сказаться делопроизводственная практика начала XVII в.
86
Веселовский С. Б. Исследования. . . С. 87. Дворовая тетрадь середины XVI в. содержала до 4500 лиц — членов Государева двора с 1551/52 по 1562 г. (Зимин А. А. К изучению реформ «Избранной рады» // История СССР. 1976. № 4. С. 156).