То ли общее возмущение эпизодом с Соломонией, то ли чрезмерное властолюбие Шигоны привело к тому, что вскоре после 1525/26 г. его постигла опала и он исчез со страниц источников. Только после рождения наследника престола Ивана в августе 1530 г. Шигона вместе с другими опальными получает свободу. В 1531/32 г. Шигона наряду с другими видными придворными выступает в качестве душеприказчика великокняжеского протопопа Василия. В марте 1532 г. он присутствовал на приеме литовских послов. К этому времени Шигона, очевидно, и получил чин тверского дворецкого, который он и носил, во всяком случае, до марта 1539 г., когда ему докладывались правые грамоты Клинского уезда. Шигона вел переговоры с литовскими послами в декабре 1533 г., феврале—мае 1536 г. и в январе 1537 г. После смерти Василия III вел в 1533/34 г. переговоры со шведами. До 17 июля 1535 г. он выступал одним из душеприказчиков кн. М. В. Горбатого. С его именем связывается создание Успенского монастыря в родовом владении Поджогиных с. Иванищи (в 21 версте к северо-востоку от Старицы). Умер Шигона до 15 июня 1542 г.[1156] Он был близок к иосифлянам.[1157] На его дочери был женат окольничий Петр Иванович Головин.[1158]
Во время предсмертной болезни Василия III Шигона присутствует среди наиболее доверенных лиц великого князя. Именно с ним и дьяком Меньшим Путятиным московский государь и составлял свое завещание, а также «мыслил», кого пустить к себе в «думу», т. е. для обсуждения вопроса о судьбах государства. С. М. Каштанов считает даже, что в это время «Шигона был, кажется, самым приближенным к великому князю лицом». Шигона в источниках называется дворецким тверским и волоцким. Следовательно, после ликвидации Волоцкого удела (1513 г.) Волоколамск стал управляться в Тверском дворе. Как тверской дворецкий Шигона принимал участие в разборе поземельных споров.[1159]
По данным некоторых родословцев, у Константина Ивановича Добрынского был брат Андрей Одинец.[1160] От него вели свое происхождение Белеутовы, Олехновы (Алехновы), Рябчиковы и др. Их родословие тщательно изучено Веселовским, что делает излишним возвращаться к этой теме.[1161] В изучаемое время все они никаких крупных должностей при дворе не занимали. Это в значительной степени объясняется тем, что Белеутовы и их родичи своими владельческими отношениями были связаны с удельным Дмитровом.[1162]
В составе московской знати было несколько служилых фамилий, ведших свое происхождение от смоленских и фоминских князей. Все они уже давно при переходе на московскую службу (в XIV в.) лишились княжеского титула, что не помешало некоторым из них занять видное место при великокняжеском дворе. Среди них в первую очередь надо назвать Всеволож-Заболоцких, служивших московским князьям уже в конце XIV в. (схема 19).
У князя Александра Глебовича Смоленского[1163] было трое сыновей — Дмитрий, Владимир и Иван. Первые двое участвовали еще в Куликовской битве 1380 г. Старшая ветвь Всеволожских шла от Дмитрия Александровича. У Дмитрия было двое сыновей — Иван и Федор Турик.[1164] Иван Дмитриевич Всеволожский принадлежал к числу крупнейших политических деятелей, но неосторожно связал свою судьбу с кн. Юрием Дмитриевичем Галицким. С 1433 г. он был «поиман» («и с детьми»), ослеплен,[1165] а владения его (в Бежецке) конфискованы.
О детях И. Д. Всеволожского (Иване и Семене) нам почти ничего не известно. Прав С. Б. Веселовский, считавший, что «все они были в немилости».[1166] В некоторых актах 50—60-х годов XV в. упоминается наместник и боярин «Иван Иванович», но речь идет скорее о И. И. Кошкине.[1167] И. И. Всеволож тогда, очевидно, находился вдали от двора. Сыновей у Ивана Ивановича не было, но своих четырех дочерей он выдал замуж за видных деятелей — кн. Д. Д. Холмского, кн. Ивана Булгака Патрикеева, С. Б. Морозова и кн. В. С. Ряполовского. Его двоюродная сестра (дочь Федора Турика) была замужем за кн. В. И. Оболенским.[1168] Словом, Всеволож был связан родственными узами с цветом московской аристократии. Отсутствие у него сыновей и бездетность потомков его брата Семена привели к тому, что эта ветвь Всеволож-Заболоцких оказалась выморочной.
1156
ПСРЛ. Т. 28. С. 161; ГБЛ. Ф. 303 (АТСЛ). № 281. Л. 3; Кн. 538. Л. 75—75 об.; Сб. РИО. Т. 35. С. 850; Т. 59. С. 2, 17—18, 31, 65, 70; Зимин. О составе. С. 192; Описи Царского архива. С. 119; Владимирский сборник. М., 1857. С. 130; Зверинский В. В. Материалы для историко-топографического исследования православных монастырей в Российской империи. СПб., 1892. Т. 2. № 1314. С. 387—388; АФЗХ. Ч. 2. № 169.
1157
См. послание к Шигоне хутынского игумена, а впоследствии новгородского архиепископа Феодосия 1533 г. (АИ. Т. 1. № 294). У него «изгибла» одна из книг Волоколамского монастыря (Георгиевский В. Т. Фрески Ферапонтова монастыря. СПб., 1911. Прил. С. 16).
1159
ПСРЛ. Т. 6. С. 268; Т. 13. С. 409; Каштанов. История. С. 282; ПКМГ. Ч. I, отд. 2. С. 231.
1163
По С. Б. Веселовскому, речь должна идти об Александре Глебовиче, находившемся в 1341 г. на княжении во Пскове (Веселовский. С. 332).
1164
Дочь Федора Турика была замужем за кн. Василием Ивановичем Оболенским (Род. кн. Ч. 2. С. 44). Сыновья Турика умерли бездетными.
1167
АСЭИ. Т. 1. № 213, 262; Т. 2. № 381. С. 380; Alef. Р. 82, 83, 117. Веселовский отождествлял «Ивана Ивановича» с И. И. Бутурлиным (АСЭИ. Т. 1. С. 611).