Попытка Прудона «исправить» действие закона стоимости свидетельствует о том, что он упрощенно, с точки зрения ремесленника, представляет себе его действие. Изобретенная Прудоном «конституированная стоимость» есть лишь утопическое истолкование теории стоимости, разработанной Д. Рикардо. «Рикардо, – замечает Маркс, – показывает нам действительное движение буржуазного производства – движение, конституирующее стоимость. Г-н Прудон, отвлекаясь от этого действительного движения, „бьется“ над изобретением новых способов устроения мира по новой будто бы формуле, представляющей лишь теоретическое выражение реально существующего движения, так хорошо изображенного у Рикардо» (1, 4; 85). Прудон, следовательно, не высказывает никакой новой идеи. Он лишь пытается по-новому интерпретировать идеи Рикардо, выдавая за «революционную теорию будущего» то, «что Рикардо научно изложил как теорию современного общества, общества буржуазного» (1, 4; 83).
Извращение закона стоимости происходит, по мнению Прудона, также и потому, что этот обмен совершается посредством денег. Хотя деньги, согласно Прудону, также являются продуктом соглашения, они делают невозможным эквивалентный обмен, так как государственная власть пользуется ими в своих интересах. «Монаршая санкция, – говорит Прудон, – порождает деньги: государи завладевают золотом и серебром и налагают на них свою печать» (см. 1, 4; 112)[215]. Вскрывая утопический характер прожектов Прудона, который рекомендует ремесленникам непосредственно обмениваться друг с другом своими изделиями, отказываясь от употребления денег, Маркс разъясняет, что деньги – не вещь, от которой можно по произволу отказаться, а общественное, объективно обусловленное отношение. Способ обмена продуктов всегда регулируется способом их производства. Товарная форма обмена, осуществляющаяся через посредство денег, предполагает частную собственность, разделение труда, существование классов и антагонизм между ними.
Таким образом, Прудон абстрагируется от того, что в буржуазном обществе не отдельные производители обмениваются предметами своего труда, а массы наемных рабочих трудятся на собственников средств производства. Игнорируя специфические антагонизмы, присущие капиталистическому строю, Прудон во что бы то ни стало желает сохранить его товарную основу.
Ленин, высоко оценивая критику Марксом экономической утопии Прудона, подчеркивал оппортунистический смысл «конституированной стоимости» Прудона: «Не уничтожить капитализм и его основу – товарное производство, а очистить эту основу от злоупотреблений, от наростов и т.п.; не уничтожить обмен и меновую стоимость, а, наоборот, „конституировать“ ее, сделать ее всеобщей, абсолютной, „справедливой“, лишенной колебаний, кризисов, злоупотреблений – вот идея Прудона» (4, 24; 131).
Таким образом, теория «конституированной стоимости» – псевдонаучное экономическое обоснование мелкобуржуазного социализма. Сопоставляя учение Прудона с классической политической экономией, Маркс отмечает, что А. Смит и Д. Рикардо могут быть названы фаталистами, так как нищета, порождаемая капитализмом, представляется им неизбежной. Эта концепция соответствует периоду утверждения капитализма. Когда же в ходе капиталистического прогресса антагонизм между трудом и капиталом выступает на первый план, появляются экономисты-романтики, затем экономисты-гуманисты, оплакивающие бедствия пролетариев, рекомендующие им быть умеренными, поменьше производить детей и т.д. Наконец, экономисты-филантропы, совершенствуя аргументацию своих предшественников, отрицают неизбежность антагонизма, свойственного капиталистическому способу производства. Филантропы хотят сохранить капиталистические отношения и устранить присущие им антагонистические противоречия. Все эти экономисты, несмотря на разногласия между ними, убеждены в вечности капиталистического способа производства и являются идеологами буржуазии.
В отличие от экономистов (Маркс имеет в виду буржуазных экономистов) социалисты и коммунисты – выразители интересов пролетариата на разных этапах его исторического развития. «Пока пролетариат не настолько еще развит, чтобы конституироваться как класс, пока самая борьба пролетариата с буржуазией не имеет еще, следовательно, политического характера и пока производительные силы еще не до такой степени развились в недрах самой буржуазии, чтобы можно было обнаружить материальные условия, необходимые для освобождения пролетариата и для построения нового общества, – до тех пор эти теоретики являются лишь утопистами, которые, чтобы помочь нуждам угнетенных классов, придумывают различные системы и стремятся найти некую возрождающую науку» (1, 4; 146).
215
«Итак, – замечает по этому поводу Маркс, – произвол государей является, по мнению г-на Прудона, верховной причиной в политической экономии!
Поистине нужно не иметь никаких исторических познаний, чтобы не знать того факта, что во все времена государи вынуждены были подчиняться экономическим условиям и никогда не могли предписывать им законы. Как политическое, так и гражданское законодательство всего только выражает, протоколирует требования экономических отношений» (1, 4; 112).