Этот начальный период в истории централизованного государства является, к тому же, наиболее сложным, поскольку он сочетал в себе черты прежней сеньориальной, частно-правовой власти короля с новым, публично-правовым характером монархии[2]. Сосуществование и борьба этих двух начал стали стержнем процесса государственного строительства.
2. Основные тенденции и современно состояние историографии проблемы
Страна «классической бюрократии», Франция всегда пристально исследовала историю формирования своего государства, что превратило эту область историографии в доминирующую парадигму французской национальной школы. Французская монархия служит также эталоном складывания сильной королевской власти, и, как следствие, ее изучение стало способом осмысления монархической формы правления во всей западноевропейской медиевистике[3]. Анализ этой историографии достоин стать темой специального исследования, и не одного. В этой связи приходится наметить лишь основные линии развития историографии государства во Франции, выделив те направления и идеи, которые повлияли на избранный ракурс исследования.
Предваряя историографический обзор, считаю необходимым сделать два общих замечания. Во-первых, нет нужды ныне подробно доказывать тесную взаимосвязь между избираемым историком ракурсом исследования и современными ему запросами общества. Признанная поначалу как познавательный стимул историков, она была со временем дискредитирована, породив известный «научный пессимизм»[4]. Вызовы постмодернизма и «крушение идеологий» заставили задуматься над интерпретационными схемами самих историков и включить самого исследователя в структуру его исследования[5]. «Лингвистический поворот» сделал акцент на дискурсе историка, который стал восприниматься как «интерпретатор интерпретаторов», как создатель на основе имеющихся в его распоряжении источников собственной субъективной концепции истории. Сложившееся на этой основе направление именуется «медиевализмом» (в англо-американской традиции) или «политическим медиевизмом» (в традиции немецкой).
Каждый новый поворот в историографии нашей темы так или иначе был связан с политическими и общественными настроениями, влияющими на позицию и самого историка, осознавал он это или нет. В историографическом обзоре этот аспект будет опущен ввиду его эпистемологической самостоятельности. Однако взаимосвязь между выбором историка и общественными запросами отнюдь не детерминирует научное качество исторического исследования, напротив, напоминает об относительности каждой добытой историком «правды» и ценности всякого пути к истине[6].
Куда важнее понять — и это второе замечание, — как общественные настроения или открытия в других науках отразились на изменении и углублении самого предмета истории, как они влияли на эпистемологию и меняли не только ракурсы исследования, но и сами объекты исследовательского внимания историков, и о чем в большей степени пойдет далее речь.
Научные исследования по истории государства, его институтов и служителей начались во Франции с трудов историков периода Реставрации, Июльской монархии, Второй Империи и Третьей Республики. Наряду со сменой методологий, ракурсов и дискурсов, будучи врагами генерализации и «маньяками» источников, эти историки концентрировали свое внимание на складывании королевской администрации. Так на свет появились ставшие отныне классическими труды по истории Королевского совета, Парламента, Канцелярии и других институтов Французской монархии, так был введен в научный оборот основной массив архивных источников[7]. Благодаря новой философии истории и целенаправленным поискам в изысканиях О. Тьерри, Ф. Гизо и других историков истоков «успеха третьего сословия» в Средневековье, взгляд на французскую монархию как на «союзницу» буржуа, рука об руку с которыми ею был «похоронен феодализм», долгое время определял предмет исследований, в том числе и с целью эти взгляды опровергнуть[8]. Главной идеей, объединявшей работы тогдашних историков разных направлений, являлось признание ценности созданных при монархическом государстве институтов власти, которые пережили монархию и стали стержнем национального единства страны. Не менее значимо восприятие ими облика служителей королевской власти. Если исследователи в традиции Тьерри видели в них «лидеров буржуазии», навязавших новые идеи складывающемуся государству, то их оппоненты, акцентируя роль самих французских королей в деле «разрушения феодализма», в данном пункте оказались полностью с ними согласны[9]. Пусть эти историки и преувеличивали роль легистов в построении монархии или тенденциозно оценивали их вклад, нельзя не отметить, что с самого начала история государства рассматривалась во Франции в тесной взаимосвязи с историей служителей короны, будь то коллективные портреты корпораций или биографии отдельных ярких представителей этой политически и социально значимой группы[10]. В этом смысле появление в историографии второй половины XX в. «человеческого измерения» истории является, как и многие новшества, хорошо забытым старым.
2
О специфике этого периода и его характерных чертах первым заговорил Б. Гене, выделив в качестве особого типа государства. См.:
3
По меткому наблюдению Г. Далдера, труды по политической истории Европы написаны в терминах, которые при ближайшем рассмотрении оказываются формализованным анализом именно французского варианта развития. См.:
4
О нынешнем «кризисе» оптимизма см. в частности:
5
Об этих заданных схемах интерпретации в традиции Э. Трёльча наиболее убедительно написано в исследовании:
6
В своем анализе развития социальной истории Франции в исторической науке второй половины XX в. П.Ю. Уваров в значительной мере уделил внимание этим подспудным, нередко политически мотивированным интенциям историков. См.:
7
8
Об основных этапах историографии средневекового государства во Франции см. подробнее:
9
10