Считается, что «школа "Анналов"» игнорировала политическую историю, сосредоточив свое внимание на культурно-социальном аспекте, но это впечатление обманчиво. Дело не только в том, что один из двух отцов-основателей, М. Блок, ставил историю государства на второе место после экономической и социальной истории. Дело, главным образом, в том, что он написал в 1924 г. новаторскую работу «Короли-чудотворцы», которая давала образец синтеза политической и культурно-психологической составляющих исторического процесса, предвосхищая нынешний интерес к массовым представлениям и политическим ритуалам[20].
Появление «школы "Анналов"» способствовало не только «возврату к человеку», но и новому сопряжению материи и духа в способах осмысления истории[21]. По мнению основателей этого направления, «картина мира» человека, глубинные параметры его сознания, названные словом «ментальности», оказывали решающее воздействие на всю его деятельность. Так появилось направление исторической антропологии, знаменовавшее «возврат к человеку» в историческом исследовании, но уже в новом ракурсе — физическом и психологическим, и оказавшее обновляющее воздействие на политическую историю.
Призыв М. Блока поставить административную историю во взаимосвязь с «социальным», без чего она «остается чем-то безнадежно безжизненным», дал импульс едва ли не самому продуктивному направлению исследований средневековой государственности — изучению служителей короны в русле «социологии власти»[22]. В основе этих трудов лежала просопография (методика была взята у антиковедов), изучение биографий, социального и персонального состава ведомств и служб короны Франции. Она позволила «оживить» государство-«монстр» и наполнить его стратегиями, чаяниями и культурными ориентирами приходящих на службу людей.
Эти исследования осуществлялись в напряженной атмосфере поисков обновления социальной истории, выразившегося во Франции в знаменитых семинарах в Сен-Клу. Под влиянием марксизма и структурализма появляется «социально-структурная история», ставящая целью изучение и описание социальных групп на основе массовых документов (нотариальных, фискальных актов и т. д.). Споры в Сен-Клу между группой Э. Лабрусса (сторонника «классов») и группой Р. Мунье (сторонника «сословий») о способе определения и описания социальной стратификации общества[23] способствовали пристальному вниманию историков к социальной самоидентификации индивидов прошлого, что придало новое значение и правовым нормам, и культурным практикам. Социальные категории предстали субъективными конструктами, причем не только историков, но и самих социальных «агентов», однако эти конструкты не меньше приближают нас к пониманию конкретно-исторических социальных групп, чем объективные, «надежные» критерии стратификации.
Преодолев неприятие политической истории вторым поколением «Анналов» во главе с Ф. Броделем, «третьи Анналы» разглядели в ней явление «большой длительности» благодаря изменению эпистемы — вместо политической истории история власти, в том числе и в традиционной форме государственных институтов[24]. Объектами изучения сделались также коллективные представления, верования и идеи, знаки власти (корона, скипетр, длань правосудия и т. д.) и политические ритуалы как форма пропаганды, репрезентации власти и диалога с обществом. Для этой «новой политической истории» Ж. Ле Гофф предложил термин «политическая антропология», а сама политическая история стала историей «du politique», т. е. политического фактора в широком смысле слова.
20
21
О глубоком воздействии «новой исторической науки» на основные области медиевистики, прежде всего на социальную и политическую историю, в том числе и в России см.:
22
Помимо упоминавших выше трудов Ж. Фавье и Ф. Отран см.:
23
Ordres et classes: Colloque d'histoire sociale. Saint-Cloud, 24–25 mai 1967 / Communications réunis par E. Roches et présentés par E. Labrousse. P., 1973.
24
См. статью Ж. Ле Гоффа 1971 г., написанную в канун триумфального возрождения политической истории с целью предостеречь от «возвращения демонов прошлого»: