Севка упрямо решил продолжать поиски вдоль изрезанной окраины болота и. прихрамывая, скрылся за группой елей. Гриша медленно пошел к зимнице, думая осмотреть лес влево от постройки. Снег сминался под ногами и налипал к сапогам. Вместе с хвоей и листьями получались громадные "каблуки", очень затруднявшие ходьбу. Мальчик часто останавливался обивать эти надоедливые наращения. В одну из таких остановок у своих ног, на снегу он заметил стройные следы лапок, которые могли принадлежать только кулику. За упавшей порыжевшей сосной у мокрой, лишенной снега низинки он спугнул вальдшнепа. Следы принадлежали этой птице. Она слетела неожиданно, в двух - трех шагах с того места, куда только что был обращен взгляд наблюдателя. Гриша недоумевал, как он мог проглядеть ее, ростом с голубя, сидевшую так близко и совсем на виду, хотя и знал, что оперение вальдшнепа — прекрасный образец так называемой криптической, маскирующей окраски. Подобно совам, сычам, козодоям, вальдшнеп, деятельный в сумерки и ночью, ищет днем покоя, почему быть незаметным в это время ему особенно необходимо. Среди дневных хищных птиц много опасных врагов вальдшнепа: это — ястреб - тетеревятник, перепелятник, канюк и другие. Его оперение, ржаво - рыжее, испещренное волнистыми черными и серыми пятнами, оказывает птице неоценимые услуги в светлые часы суток. Оно поразительно походит на цвет почвы, усыпанной сухим листом, где скрывается этот пугливый житель сырых лесов. На самку вальдшнепа, сидящую в гнезде, можно наступить, не заметив. Убитого вальдшнепа, упавшего спинкой кверху, искать очень трудно.
В сырой низинке, где сидела птица, Гриша нашел множество дырочек, сделанных в почве ее клювом, и сейчас же вспомнил о точно таких же ямочках, виденных третьего дня у костра. Несколько дальше он спугнул еще двух вальдшнепов, натолкнулся на следы зайца, полевок, лесных мышей и, наконец, встретил следы парочки белок, только что покинувших теплое гнездо в поисках утреннего завтрака. Белок найти не удалось, несмотр на приложенные старания. Заслышав звуки его шагов, зверьки забрались на деревья и скрылись. Они умеют отлично затаиваться, плотно прижавшись к сучьям и подолгу сохраняя полную неподвижность.
Вальдшнеп
Гриша не терял времени и наполнял альбом рисунками, хотя пальцы сильно иззябли и плохо повиновались. Он уже почти позабыл о задаче этого утра, как вдруг над лесом мелькнула какая - то тень. Мальчик, опрометью выскочив на полянку, увидел глухарку, летевшую в сопровождении глухаря. Сердце у него сжалось при виде этой картины. Он занимался пустяками, когда нужно разыскивать ток! Гриша глянул вокруг, выбрал самую высокую и ветвистую ель, сбросил мешок, патронташ, повесил ружье на сучок и быстро полез к густой зеленой вершине. Большое причудливой формы болото с мелкими кочками, гривами желтого камыша, группами худосочных сосенок, островами и заливами, зубчатые вершины ельников, уходящие вдаль вековые боры — вот широко раскинувшаяся панорама лесного царства, которая была видна, как на ладони, с той высоты, куда забрался мальчик. Маленькой игрушкой казалось висевшее внизу ружье, а дрозд - деряба выглядел так забавно, вертясь на макушке соседнего дерева. Гриша смеялся, потешаясь над его движениями. Он почувствовал себя птицей, покачиваясь на вершине, среди зеленых смолистых ветвей, осыпанных шишками. Здесь было холоднее, он начал уставать, и что - то вроде головокружения, от слабости или от голода, медленно отравляло ему пребывание на соколиной высоте. Закоченевшими пальцами цеплялся он за ветви и упрямо твердил: "Все равно я до вас доберусь? Не уйду, пока не увижу, откуда летите. Не уйду!" Зорко обегал его взгляд зеленое море вершин, широко расстилавшееся вокруг. Вон сарыч кружит за болотом, высматривая полевок... Там перелетели две сойки — наверное, ищут местечко для гнезда. Что - то маленькое, темное мелькнуло над соснами большого острова за болотом,.. еще и еще. Две крошечные глухарки и глухарь летели оттуда на места своих дневок. Второй глухарь показался над северной частью острова и полетел в другую сторону, по другому радиусу круга, в центре которого должно быть токовище. "Так вот вы где, вот вы где",— восторженно приговаривал Гриша, перебираясь с ветки на ветку и летя вниз по зеленой лестнице со скоростью белки. Еловая душистая смола налипала ему на пальцы, поток мелких поломанных веточек, лишайников, хвоинок, обгоняя Гришу, сыпался вниз, на белый снег. Под елью образовалось широкое темное пятно сора. "Похоже, что медведь за медом лазал", - проговорил Гриша и довольным взглядом окинул огромное дерево от корня до верхушки. Высоко под облачным небом на тонких ветках покачивались его золотистые шишки. Ладони стали пятнисто - серыми от смолы; Гриша потер их одна о другую. Его куртка, шапка, руки - все пропиталось крепким смолистым запахом ели и грибным - от сырых лишайников с корой.
Следы вальдшнепа, добывающего корм из сырой лесной почвы
Перебрести болото, залитое вешней водой, не шуточное дело. Гриша долго нащупывал брод. Шагал вначале осторожно, тщательно выбирая места, где ступить, но, зачерпнув левым сапогом воду, бросился вперед, бултыхая, не разбирая дороги... Вот и остров с его старыми соснами, каймой ивняка и зарослями ольхи по краям. Гриша наспех переобулся, вытер внутренность сапог хвоей, вынул из мешка сухие шерстяные носки, зарубил белую метку на крайней сосне и вступил под таинственные своды токовища.
Было позднее утро, только один запоздалый глухарь, испуганно зашумев крыльями, шарахнулся с вершины и скрылся, незамеченный мальчиком, уже наполовину пересекшим остров, Гриша закричал "ура" и продемонстрировал сойкам фантастический победный танец, когда в двух, в трех, в четырех местах натолкнулся на свежие следы глухарей. Отпечатки лап самок были мелки, располагались не по прямой линии, а как - то извилисто — птицы ходили вперевалку. Следы петухов были крупны, почти все с ясными отметинами бахромок пальцев. Там, где глухари токовали, на снегу виднелись полосы от волочившихся крыльев, шаги птиц были очень коротки; местами следы петухов сближались, беспорядочно перепутывались у валяющихс темно - серых, мелкокрапчатых перьев — здесь разыгралась драка.
Гриша был счастлив, как путешественник, открывший никому неведомую богатейшую землю; как первый исследователь этого чудного леса и этих птиц, в уединенном уголке ежегодно собиравшихся для песен и игр. От избытка чувств он, быть может, проблуждал бы до вечера, если бы не озябли отсыревшие ноги и над лесами не прокатился далекий гулкий выстрел Севки. Гриша пришел в себя, вернулся по старому следу и снова пересек болото. Оглядываясь на свое токовище, он махал ему рукой и прибежал к зимнице одновременно с Севкой. Ребята разложили костер и, отделенные один от другого сизыми столбами дыма, рассказывали и говорили без передышки. Севке тоже посчастливилось. В полукилометре от того места, где они разошлись, в чаще молодого березняка он встретил полузанесенные вечерние следы лося и почти тут же, на гриве, выбегавшей к болоту, нашел большой лосиный рог, застрявший в ветвях березы. Должно быть лось в середине зимы, когда рога у него уже плохо держались, запутался отростками в гибких ветвях и оставил половину своей тяжелой короны (случаи сбрасывани лосем обоих рогов одновременно очень редки). Пройдя еще немного, Севка услышал внезапный хруст ветки и тотчас заметил большую темную фигуру, мелькнувшую вдали. Совсем не такой рисовалась в мечтах Севки первая встреча с сохатым. Вспоминались книжные рисунки, где лось бежит открыто, как на параде, показывая свой богатырский рост и лопатообразные рога. А здесь, за буро - красной сеткой молодого чернолесья всего на один миг показалась темна несуразная голова, высокие плечи да мелькнули крепкие беловатые ноги. Зверь исчез с быстротой и легкостью зайца. Только задетая лосем березка покачивалась взад и вперед и, ударяясь о соседние ветви, щелкала все тише и тише. "Вот тебе раз!" - единственно, что мог проговорить остолбеневший от неожиданности Севка и бросился вдогонку зверю. Большие темные следы уходили в болото, лося нигде не было видно... "Тебе приставал снег на каблуки? Мне тоже. И, знаешь, лосю на копыта какие здоровые лапти налипают! А когда слетят, так замечательные слепки копыт остаются. Жаль, что снег начал таять, - вот бы тебе их зарисовать! Я - то пробовал, да ничего не вышло".