— А что такое «Блеск солнца»?
— Это средневековая рукопись. Работа состоит из 22 образов, включающих ряд из семи алхимических колб, каждая из которых связана со своей планетой. В пределах колб показан символический процесс трансмутации. У Горского конечно же копия манускрипта, но в данном случае это неважно.
— Горский увлечен трансмутацией металлов? — догадался Илья Алексеевич.
— Он проводит эксперимент по созданию золота! — воскликнул Жарков.
Петр Павлович пребывал в возбуждении, которое совершенно не разделял Илья Алексеевич.
— Ну и что… — пожал он плечами.
— Мы обязаны проследить за ходом этого исследования!
— Вот еще! Зачем это?
— Трансмутация золота — вопрос государственного значения.
— Прежде всего это не запрещено законом…
Ардов встал и направился к выходу. Жарков последовал за ним.
На улице уже зажгли фонари.
— Как вы не понимаете, — горячился Петр Павлович, — такие процессы нельзя оставлять без надзора!
— Послушайте, это же не подделка денег! — вяло отмахнулся Ардов. — А стало быть, ваш профессор может создавать свое золото без всякого надзора.
— Иногда вы ставите меня в совершеннейший тупик своими взглядами, Илья Алексеевич! — сдерживая раздражение, заметил криминалист. — Процесс трансмутации никак не регламентирован законами только лишь потому, что никому и в голову не приходило, что мечтания средневековых алхимиков удастся кому-либо воплотить в жизнь.
— А вы что же, верите, что это возможно?
— Я считаю, что это невозможно, — взяв себя в руки, рассудительно ответил Жарков, но тут же наклонился к уху Ильи Алексеевича и жарко зашептал: — Но Горский гений! Поверьте мне! Совершеннейший гений.
— Петр Романович, — строгим тоном осадил спутника Ардов, — в этом деле наша задача — найти убийцу несчастного студента. Заботы государственной важности давайте оставим государственным мужам высшего звания.
Жарков хотел было возразить, но сзади раздались шаги. Обернувшись, чины полиции увидели Аладьина, приближавшегося к ним как-то боком, нелепой подпрыгивающей походкой.
— Я насчет К-крючина… — заикаясь, выпалил студент. — Профессор ошибается.
— Что вы имеете в виду? — не понял Ардов.
— К-крючин был скользким типом.
Ардов и Жарков переглянулись. Аладьин все еще задыхался от быстрой ходьбы и нервно оглядывался. Его голос был каким-то мутным, болотным, а с каждой запинкой изо рта выскакивала маленькая лягушка. Сдерживая отвращение, Илья Алексеевич наблюдал, как эти липкие бурые лягушки прыгали по плечам и голове юноши.
— Сильно сказано, — прокомментировал Петр Павлович, не зная, как еще прореагировать на необычное признание.
— Он м-меня избивал! — скривив лицо в гримасе боли, взвизгнул Аладьин и выплюнул очередную лягушку. — А этой кукле всю г-голову задурил!
— Кого вы имеете в виду? — насторожился Илья Алексеевич.
— Глебову! Он всё смеялся, мол, б-барышни — существа при-при-митивные.
Шлеп, шлеп — еще пара лягушек бурыми кляксами вылетели изо рта Аладьина. Ардову стоило труда не подавать виду.
— А чем эта Глебова занимается?
— Она натурщица в художественном училище… Не понимаю, что она в нем нашла.
— Господин Аладьин, — вступил Жарков, — вас можно заподозрить в зависти.
— Какая, к черту, зависть?! — отбросил приличия студент. — Он был м-мерзавцем. Один раз я застал его за изготовлением субстанции, которая не имела отношения к нашим опытам.
— А в чем суть ваших опытов? — решил все-таки осведомиться сыщик.
— Я не м-могу раз-раз-глашать…
Аладьин смутился и потупился.
— Извините, мне нужно возвращаться в лабораторию, — пробормотал он. — Опыт нельзя п-прерывать.
Помощник профессора скрылся так же неожиданно, как и появился.
Коллеги постояли в молчаливом недоумении.
— Неожиданное явление, — резюмировал Петр Павлович, закуривая папироску.
— Водяной какой-то, — пробормотал Илья Алексеевич, приходя в себя после нашествия лягушек.
Глава 10
Лысый, худой, со шрамом
Ардов шел по гулкому коридору художественного училища, за ним едва поспевал старичок в мундире бутылочного цвета с бархатным воротником.
— Ради бога, извините, ваше благородие, — тараторил служитель. — Я думал, вы художник. Тут ведь глазом не успеешь моргнуть — сманят натурщицу! С ними нынче тяжело. А и всегда тяжело было. До реформы вообще с мужчин писали, можете представить? У нас не Италия, пойди сыщи, которая встала бы на натуру из любви к искусству. А ведь они и получают у нас вдвое больше мужчин. Да все равно… Даже если из простого звания — никак не уломаешь. А если и удастся, глядишь, через месяц она уже за какого-нибудь художника выскочила.