— Ариана Пакраван, родилась в 1966 году в Исфахане, Иран. Дочь Санджара Пакравана — одного из иранских ученых, стоявших у истоков проекта в Бушере. Когда произошла Исламская революция, Ариана находилась на обучении в одном парижском коллеже. Позже защитилась в Сорбонне по специальности ядерная физика. Была замужем за французским химиком Жан-Марком Дюкассом, с которым развелась в 1992 году. Детей не имеет. В 1995 году вернулась в Иран и получила назначение в Министерство науки под непосредственное начало министра Бозоргмера Шафака.
— В точности как она сказала, — поторопился заявить Томаш, довольный, что его не обманули.
Фрэнк Беллами моргнул.
— Она сказала вам все это?
Историк рассмеялся.
— Нет, конечно, но то немногое, что она сказала, в точности совпадает с этим… ну, в общем… резюме.
— Она сказала вам, что работает в Министерстве науки?
— Да, сказала.
— А то, что в постели она настоящая богиня, не довела до вашего сведения?
На сей раз настала очередь Томаша моргать.
— Извините?
— Ариана Пакраван довела до вашего сведения, что в постели она божественна?
— Гм-м… боюсь, в беседе мы до этого не дошли, — застигнутый врасплох, пробормотал Томаш и, колеблясь, спросил: — А это так?
Лицо Беллами еще пару секунд оставалось каменным, но вдруг уголки губ тронуло легкое движение, означавшее, очевидно, зачаток улыбки.
— Ее бывший супруг уверяет, что да.
Томаш усмехнулся.
— Значит, все-таки она рассказала не все.
Джентльмен из ЦРУ на замечание и смешок не «повелся». Напротив, губы его вернулись к исходному положению — вытянулись в тонкую нить, глаза налились холодной сталью.
— Что она от вас хотела?
— Ничего особенного. Предложила, чтобы я помог на договорной основе расшифровать архивный документ.
— Архивный документ?
— Неопубликованную рукопись… ну, короче… Эйнштейна.
Произнеся имя знаменитого ученого, Томаш вытаращил глаза. «Какое совпадение, — подумал он, — рукопись Эйнштейна. — И тут же его осенило: — А совпадение ли? Не связано ли все это между собой?»
— И вы приняли?
— Что?
Беллами от нетерпения цокнул языком.
— Приняли предложение расшифровать документ?
— Да. Они хорошо платят.
— Сколько?
— Сто тысяч евро в месяц.
— Это не деньги!
— Это больше, чем я за год зарабатываю в университете.
— Мы дадим вам столько же, и вы будете работать на нас.
Томаш растерянно взглянул на него.
— На кого?
— На ЦРУ.
— И в чем будет состоять эта работа?
— В том, чтобы поехать в Тегеран и познакомиться с этим документом.
— Только в этом?
— И еще в некоторых мелочах, которые мы объясним позже.
Улыбнувшись, португалец отрицательно покачал головой.
— Нет, так не пойдет, — заявил он. — Я не Джеймс Бонд, я — историк, специалист по криптоанализу и древним языкам. И делать что-то для ЦРУ не буду.
— Будете.
— Нет, не буду.
Фрэнк Беллами, резко подавшись вперед, навис над столом. Его глаза, полыхнув яростью, острыми кинжалами вонзились в Томаша, губы исказила жестокая ухмылка, в хриплом голосе явственно зазвучали угрожающие, зловещие нотки.
— Мой дорогой профессор Норонья, с вашего позволения я поставлю вопрос следующим образом, — прошипел он едва слышно. — Если вы не согласитесь на мое предложение, вас ждет весьма трудная жизнь. — У него поднялась бровь. — Быть может, у вас вообще не будет никакой жизни, если я понятно изъясняюсь. — Уголки губ Беллами дрогнули, словно намекая на улыбку. — Однако если вы согласитесь, это повлечет за собой четыре позитивных момента. Во-первых, вы получите свои жалкие двести тысяч евро, из коих сто тысяч в месяц выплатим мы, а другие сто тысяч — иранцы. Во-вторых, вероятно, это поможет найти несчастного профессора Сизу, дочка которого, бедняжка, слезами обливается, не зная, куда подевался любимый папочка. В-третьих, благодаря этому, возможно, удастся уберечь человечество от ядерного оружия в руках террористов. И в-четвертых, а это, пожалуй, самое важное для вас, у вас появится будущее. — Цэрэушник откинулся на спинку стула. — Вы меня поняли?
Историк смерил его полным праведного негодования взглядом. В нем все кипело от возмущения наглым шантажом, но еще более — от сознания, что другого выхода у него нет: сидевший перед ним человек обладал колоссальной властью и достаточными средствами, чтобы распоряжаться его жизнью, как ему заблагорассудится.
— Вы поняли? — снова спросил Беллами.