— Это напоминает мне парадокс Зенона, — заметил, улыбнувшись, Томаш. — Все делимо пополам.
— Точно, — согласился физик. — И по той же самой причине — все умножаемо надвое. Например, наша Вселенная. Она необъятно огромна. Тем не менее последние космологические концепции допускают, что она лишь одна из триллионов вселенных. Наша Вселенная родилась, сейчас она в процессе роста и, согласно выводам второго закона термодинамики, должна когда-то умереть. Но бок о бок с ней существуют и будут существовать аналогичные вселенные. Иначе говоря, наша Вселенная — не более чем капля воды в неисчерпаемом океане. — Луиш снова сделал паузу. — Это получило название Метавселенной… Кстати, не исключено, что Вселенная конечна. И будучи конечной, она не имеет предела.
— Как это? Не понимаю…
— Если плыть все время на запад, приплывешь в ту же самую точку, откуда стартовал. — Луиш Роша простер перед грудью сцепленные в кистях руки, обхватывая воображаемый шар. — Это доказывает, что Земля конечна и при этом не имеет границ. Возможно, со Вселенной дело обстоит подобным образом.
Оба допили кофе.
— Все это я говорил в связи с тем, что для ответа на вопрос о доказательстве бытия Бога требуется исходить из трех основных моментов: во-первых, Бог изощрен; во-вторых, мы не можем увидеть Его ни в телескоп, ни в микроскоп. И в-третьих, несмотря на упомянутые препоны, к доказательству бытия Бога можно прийти опосредованно, через обнаружение двух главных признаков: разумности и намеренности. Чтобы узнать, была ли Вселенная создана неким разумом, необходимо, как определил профессор Сиза, дать ответ на основополагающий вопрос: присутствуют ли при возникновении Вселенной: а) разум и б) намерение? Причем ответ должен быть положительным по обоим пунктам одновременно, понимаете? Например, при рассмотрении вращения Земли вокруг Солнца у нас не возникает сомнений относительно разумности движения нашей планеты, а следовательно, данной ситуации в целом. Однако какова эта разумность, намеренная или случайная? Раз Вселенная бесконечно огромна, при бесконечном множестве различных ситуаций некоторые из них неизбежно дублируются. Стало быть, если разумность какой бы то ни было ситуации случайна, говорить о причастности к ее возникновению Бога неправомерно. Мы должны определить также, имела ли место намеренность. Проблема однако в том, что понятие намеренности с трудом поддается конкретизации. Это подтвердит каждый преподаватель факультета права. В судопроизводстве одной из главных трудностей является именно определение наличия в деянии подсудимого намеренности. Подсудимый убил человека, но он собирался это сделать или же убийство произошло по неосторожности? Подсудимому известно, что намеренное убийство — более тяжкое преступление, и он пытается доказать, что причинил смерть по неосторожности, не хотел убивать и все случившееся — нелепая случайность. То же и со Вселенной. Наблюдая окружающий мир, мы убеждаемся, что все в нем устроено разумно. Но какая эта разумность, случайная или же за ней скрыта намеренность? А если есть намеренность, то какая? И самое главное, — если намеренность есть, возможно ли доказать ее наличие?
— Не дает ли ответ та притча о часах, которую вы мне поведали в прошлый раз?
— Да, часы Уильяма Пейли — мощнейший аргумент. Найдя случайно в траве часы, даже не зная, что это такое и для чего они служат, мы сразу поймем: наша находка создана разумным существом с определенным намерением. Однако коли подобный вывод справедлив касательно относительно простого механизма, почему он не должен быть справедливым в отношении столь неимоверно сложного и умно устроенного механизма, как Вселенная?
— Вот именно. Разве это не доказательство?
— Это весьма убедительный признак разумности и намеренности, но никак не доказательство.
— Как же тогда можно это доказать?
— Подсказку оставил сам Эйнштейн, — выпрямившись на стуле, изрек Луиш Роша.
— Какую подсказку?
Физик встал.
— Пойдемте со мной, я покажу вам второе доказательство.
XXXIX
По красной ковровой дорожке, устилавшей проход, они прошли через библиотеку. Луиш Роша подвел Томаша к большому полотну в золоченой раме, висевшему в глубине третьего зала между книжными шкафами. Это был великолепный портрет короля Жуана V, чье имя носила библиотека. Физик аккуратно положил свои вещи на лакированную крышку черного рояля, установленного у стены с портретом, и сделал Томашу знак рукой.
— Идемте, — вполголоса скомандовал он и двинулся как будто к выходу.
Однако у разделявшей залы арки физик остановился и распахнул перед опешившим от неожиданности Томашем скрытую в торце пилона дверь. Нырнув в темноту проема, они поднялись по узкой лесенке и вышли на деревянную галерею, опоясывающую библиотеку на уровне второго яруса стеллажей. По ней вернулись к портрету короля, и Луиш Роша снял с третьей полки слева, точно напротив верхнего обреза картины, том в белом переплете, запустил в образовавшуюся пустоту руку и извлек на свет голубую картонную папку. Затем водрузил фолиант обратно, и они тем же путем отправились назад.
— Что в этой папке? — заинтригованный поведением физика, спросил Томаш, когда они уже вновь приближались к портрету.
— Второе доказательство, — промолвил Луиш Роша, тяжело опускаясь на банкетку у рояля, под взглядом Жуана V. — Выведенное профессором Сизой научное доказательство существования Бога.
Томаш задержал взгляд на перехваченной резинкой потертой папке с эмблемой Коимбрского университета на обложке.
— Но почему эта работа здесь? — удивился он. — Профессор Сиза хранил ее в Жоанине?
— Нет, конечно, нет. После налета на дом профессора и его исчезновения я немного… испугался. Проверив, что могло быть украдено, и нигде не обнаружив рукописи Эйнштейна, я на всякий случай решил собрать и унести материалы, имеющие отношение к данному исследованию. Несколько дней держал их у себя на квартире, но страшно нервничал и весь издергался. Ведь если напали на жилище профессора, значит, могли нагрянуть и ко мне. Я стал думать, где надежнее хранить бумаги, и кое-что передал коллегам профессора, в том числе вашему отцу. Однако самое главное, — Луиш погладил ладонью голубой картон, — эту папку с доказательством я никому не мог доверить, но и у себя оставлять не хотел. И тогда меня осенило: спрятать документы здесь, в библиотеке, в известном только мне тайнике. — Он широким жестом обвел помещение библиотеки. — Профессор Сиза имел обыкновение повторять, что Библиотека Жоанина — это метафора портрета Вселенной с божественным росчерком.
— Портрета Вселенной с божественным росчерком? Извините, не понял…
— Это образ, навеянный профессору беседами с Эйнштейном. — Физик указал на книжные шкафы, заполненные редкими изданиями. — Представьте, в эту библиотеку заходит ребенок и видит множество книг, написанных на незнакомых языках, главным образом — на латыни. Ребенок понимает: книги о чем-то рассказывают и их кто-то написал, хотя, естественно, не знает, ни о чем они, ни кто авторы. У ребенка подспудно возникает идея, что все в этой библиотеке устроено в соответствии с неким, как ему кажется, таинственным порядком. — Луиш приложил руку к груди. — Мы воспринимаем Вселенную подобно тому, как этот ребенок воспринимает библиотеку. Во Вселенной есть законы и константы, в ней взаимодействуют силы. И все эти законы, константы и силы кем-то созданы. С таинственной целью и в соответствии с определенным порядком. Мы поверхностно понимаем данные законы, в общих чертах улавливаем организующий все порядок, смутно сознаем, что созвездия и атомы движутся определенным образом. Как и ребенок, мы не обладаем глубоким знанием, и обо всем этом у нас лишь призрачное представление. Однако есть нечто, в чем мы уверены: эта библиотека организована с неким намерением. Даже если нам не удастся прочесть эти книги и мы никогда не узнаем имена авторов, факт остается фактом — эти произведения исполнены смысла, и библиотека устроена в соответствии с рациональным, разумным уложением. Такова Вселенная.