— Неправильно ты дядя Ирий бутерброд ешь, его колбасой на язык надо класть…
Сделав над собой последнее усилие, она, наконец, проглотила так не вовремя откусанный ломоть и, пропустив мимо ушей явный «баян» уже смогла улыбнуться ему не только глазами и уже на выдохе, чуть придушенным голосом ответила невпопад:
— Ой, товарищ полковник, а я и не думала, что вы вспомните мое имя!
— Как же я мог вас забыть, ведь я обещал! — бархатно-медовым голосом проговорил он.
От этих его донжуановских интонаций ее щеки в мгновенье приобрели пунцовый цвет, а брызнувшее из глаз обожание, забрызгало его с ног до головы, образуя небольшую лужицу. Он знал, что обладает таким даром очарования, к тому же более чем достаточный опыт общения с людьми давал о себе знать. Правда следует отметить, что к подобным методам использования своего шарма, он прибегал лишь в крайних случаях.
— Ох! — только и смогла выдохнуть она, прижмурившись на мгновенье от удовольствия.
— А вы почему тут обедаете, а не в столовой? — поинтересовался он, между прочим.
— Да, — неопределенно махнула рукой Ирия. — Столовая далеко, а пока в очереди на внутренний телепорт отстоишь, да еще в столовке на раздаче пока очередь дойдет, так и обед закончится.
— Всухомятку есть — желудок себе испортите.
— А я с кофе, — кивнула она на чашку с робустой.
— Шеф-то у себя? — спросил он, кося глазами на дверь кабинета.
— Шеф всегда у себя! — услышал он за спиной баритон Гавриила, вошедшего в приемную. — Проходи, давай! Молодец, что вовремя.
С этими словами он открыл дверь в свой кабинет и сделал Захарии приглашающий жест. Захария не чинясь, вошел в кабинет первым. Шеф вошел следом, дав указания секретарше:
— Я занят. Ко мне пока никого не пускать.
Пройдя в кабинет вслед за полковником, указал тому, на то же самое, золоченое креслице, что уже принимало в себя Захарию вчера утром. Сам не стал садиться напротив, предпочтя на этот раз свое начальственное место. «Эге, — подумал гость, — разговор, стало быть, ожидается официальным». Умастив кое-как по бокам от спинок кресел свои крылья, стороны помолчали. Взгляд у шефа был каким-то замученным и затравленным, как у загнанного, в кольцо красных флажков, матерого волчары. «Не знает с чего начать…» — пожалев шефа, решил Захария. Тот еще раз обозрев ладно скроенную фигуру подчиненного, откашлявшись в сторону, перешел с места в карьер:
— А ты что же, милок, без наград? Я ж велел быть при полном параде, — вполне буднично и миролюбиво начал он.
— Во-первых, одевать было некогда. Во-вторых, у меня их слишком много, не хотелось быть похожим на рождественскую елку. А в-третьих, решил не ставить в неловкое положение представителей комитета по наградам…
Гавриил вопросительно вскинул бровь.
— Если я их все надену, то куда они Ангельскую Звезду цеплять станут? Она ведь тоже немалых размеров, — охотно пояснил он немой вопрос шефа.
— Согласно Уставу и статуту о награждениях, на сей счет имеются орденские планки! — рыкнул шеф.
— Имеются, — кивнул Захария и взглянул почти дерзко Гавриилу прямо в глаза. — А только ведь я из тех, кто читает книги полностью, а не их демо-версии.
— Опять умничаешь? — не стал ввязываться в перепалку начальник, чем немало удивил своего подчиненного. — Впрочем, поступай, как знаешь, чай не младенец уже. Собственно говоря, я позвал тебя вот зачем…
Как бы собираясь с мыслями он взял со стола карандаш и начал вертеть его и так и эдак в своих длинных узловатых пальцах, что выдавало в нем крайнюю степень озабоченности и растерянности. Захария не стал помогать ему наводящими на конкретику вопросами, а просто молча смотрел на неловкие телодвижения шефа. Наконец, видимо устав от всех этих недомолвок и неопределенностей, Гавриил все же решил продолжить тяжелый для него разговор:
— Послушай Захария, мы ведь с тобой тут считай с самого начала. Почти две тысячи лет. Съели, понимаешь, не один пуд соли. И ты знаешь, как я всегда по-отечески к тебе относился.