Выбрать главу

Тот уступил дорогу конвоируемому экскурсоводу и склонил голову.

— Кажется, он хочет, чтобы его господин умер.

— Это точно? — отчего-то ничуть не удивился Стас.

— Он злорадствует.

— А, может, над нами?

— Нет! — аж затряс лысой башкой Ук. — Он злорадствует над теми, кто внутри. И боится там кого-то. А кого он может бояться, кроме господина?

— Идёте?! — гулко протрубил из узкого лестничного пролёта раздражённый голос Лёхи.

Стас для чего-то взял Ука за руку — будто ребёнка — и потопал вниз по лестнице. Топал и начинал потихоньку заводиться. Если нукк прав, и в местных садистских развлечениях первое действующее лицо сам его высочество, то обтекать кое-кому шибко умному и обтекать. Парадоксально, но Стасу впервые пришёл в голову простенький смешной вопросишко: а с чего он, собственно, взял, что этот самый Гли-Нарлит вполне нормальный парень? Кто ему это — пусть не доказал — хотя бы просто поведал в двух словах? Если прямо и беспощадно, то Стас просто выдумал для себя персонаж, на котором вся эта мутотень, куда его втянули, наконец-то закончится.

Наплевать на неё и убраться подальше он, было, решил ещё в Улучеле. Похищение Ука здорово напугало — никаких наград Ёр-Гаха уже не хотелось. Он бы так и сделал, но тут у него образовался коллектив сподвижников. И мужики на полном серьёзе вознамерились отправиться вместе с Нартахами в какие-то жутко гиблые места. Стас не обрадовался этому — он возликовал. Такая защита — пальчики оближешь. Но, тут же в душе закопошилась вполне себе здравомыслящая жаба. И наквакала, что на добро нужно в ответ тоже раскошелиться добром. Ему и самому-то не улыбалось жить в какой-то глуши без минимального комфорта. А уж сподвижников сподвигать на это было как-то… стыдно. Не будь у него вариантов — ну, и зашибись, никто не в претензии. А варианты были. И не только свои законно украденные у Лахуатана — хрен граф получит назад хотя бы медяшку! Но и ещё несколько содержательных на монеты бумажек в те же банки. Пожалуй, бумажки Ёр-Гаха были посодержательней Прановых раз в пять. Приличный такой капиталец — Стасу уже понравилось быть капиталистом, и возвращаться в нищие скитальцы он не хотел. Можно, конечно, ни хрена не делать, а награду взять…

Убийственный пугающий вопль прорвался откуда-то из глубины коридора, по которому они теперь маршировали. Лёха едва не сорвался вперёд — честное слово. Его понять можно: за то, что с ним творили, не обязательно мстить тем, давно натворившим, подойдут и эти местные, творящие здесь и сейчас. Одной тварью меньше — сердцу пряник. Особенно, если и тварь, и карающий инструмент под рукой.

Дверь Дреб-отморозок открыл левой ногой — а куда ж без этого? Седобородый влетел в неё первым — раздразнённым отморозкам седины нипочём. Следом в просторный и даже комфортный приют садистов влетели несколько жутко голодных серебристых стрел. Стас обещал им обед, и сдержал слово: бросившиеся к двери три персонажа схлопотали напрочь слепое возмездие. Просто в голову пришло: ну, не принц же подпрыгнет первым ради защиты своего высочества? Не его стиль. Бил точно в головы, а потому и орали недолго — и без них башка раскалывается. Ещё на двоих отыгрывался Лёха: безо всякой магии, мордобоем. Ему полезно выпустить пар — одобрил Стас, обходя его разгул стороной и волоча следом Ука. Бедолага вампир вообще ужался до размеров пуделя — он терпеть не мог запаха человеческой крови. Бредово звучит, но тем не менее.

А запашок и вправду давил на психику: мерзость та ещё. Подвешенное посреди увеселительных королевских покоев человеческое тело притягивало взгляд, будто магнитом. И смотреть на эти клочья свисающей с него кожи, на торчащие рукоятки ножей, на… Тошно смотреть. И не смотреть невозможно. Будто закипающая внутри сатанинская злоба специально мозолит твои глаза об это, разогреваясь. И в голове ворочается что-то жаркое, болезненное, требующее немедля сделать кому-то больно…

Стас едва успел уйти с линии полёта тяжёлого раскоряченного тела — с ног сбили притулившегося в нему нукка. Поднял доходягу, подтащил к дорогому пустому креслу и усадил, чтоб не путался под ногами.

— Он умер, — всхлипнул Ук, собираясь в нервный дрожащий комок.

— Мне жаль, — с непонятным безразличием прохрипел Стас.

— Что ты стоишь! — противно завизжало где-то в углу. — Убей их!

Стас оглянулся на дверь — седобородый торчал рядом с ней у стенки. Хмуро наблюдал за учинённым разгромом и не предпринимал никаких антитеррористических действий. Брошенный на дверь взгляд убедил, что запереть их тут невозможно. Значит, пора заняться делом. И убедиться в очередной раз, какой дубиной можно выйти из заботливых рук одного доктора и одного кандидата наук. Воочию полюбоваться, так сказать, на плод своих… Даже не заблуждений, а совершенно нелепо овеществлённых фантазий.

Фантазия обнаружилась за какой-то этажеркой. Пинок по ней спровоцировал грохот вперемежку со звоном посыпавшегося на каменный пол металла. Краем глаза Стас заметил звякнувшие об пол остроугольные щипцы — чуток замутило от возникшей в башке картинки. Голова уже остыла, а вот злоба цвела и пахла. Могучая лапа кочевника сама собой вцепилась в напомаженные чёрные кудряшки, прикрытые холёными зеленоватыми ручонками, не знавшими загара. Дёрнула за них так, что непотребный пронзительный визг ввинтился в голову раскалённым буром. Кулак забил этот визг обратно в раззявленный рот — костяшки больно приложились к желтоватым зубам. Но это не помешало пальцам сжаться на шее и вздёрнуть высокородную головёнку вверх.

Однако на этом грозный Нартах и завис. Он как-то чересчур внимательно и уже совсем не угрожающе разглядывал скуксившуюся, разбитую в кровь мордень. Даже слегка развернул её вправо-влево. Потом брезгливо толкнул, приложив высокородный затылок о стену. Вытер кровь, сопли и слюни о шикарную атласную рубаху. Обернулся. Оголодавшие слесаря-взломщики уже наелись и повисли в воздухе, лениво трепыхаясь. Стас отпустил их мановением пальцев, оглядел три слегка обглоданных тела. Когда нити поедали жертву всем скопом, ни одной капельки крови не успевало пропасть даром. А теперь под брошенными живописно раскинувшимися объедками собирались тошнотные лужи. Он запустил в один из трупов всех своих домашних, экономя собственные ресурсы. На остальных напустил новую порцию диких. Зацепился взглядом за висящий труп замученного мужчины. Вопросительно глянул на седобородого:

— У него есть семья? Есть, кому отдать для сожжения?

— Нет, — сухо ответил тот. — Он был вором из цеха ночников.

— А говоришь: нет! — слегка взъелся на него Стас. — Может, отдать его цеху? Пусть полюбуются, как этот урод, — ткнул он пальцем за спину, — справедливо карает их братьев.

— Будет много крови, — мрачно предрёк таар.

— Больше, чем было? — съязвил Стас.

— Невинной крови, — проворчал таар, пялясь на юнца мага с законной укоризной пожилого разумного человека.

Собственно, Стас и не собирался обрушивать на этот город воровские войны с властью. Цену этому светопреставлению он знал не понаслышке. Он и сам не понял, к чему ломал комедию, но то, как держался этот мужик, оценил. И, наконец-то, вспомнил о Лёхе — что-то вокруг поубавилось шума. Дреб уже развалился в одном из кресел по другую сторону от висящего трупа. Он инспектировал руки — которые, между прочим, сам же учил Стаса беречь — и с любопытством разглядывал комок высочества, хлюпающий носом у противоположной стены. Забитых им молодчиков в дорогих прикидах — наверняка высокородных отпрысков — уже поедали его домашние. И приглашённые на пир дикие. Прослушав комментарии седобородого о жертве садизма, Дреб с фирменным пофигизмом отморозка запустил в висящее тело несколько клочков диких. Затем бросил зализывать сбитые костяшки и поинтересовался:

— Что там с «Нитак-нисяковичем»?

Ему шибко понравились клички, данные Стасом участникам событий в верхах.

— А я откуда знаю? — пробурчал тот, опускаясь в кресло рядом с притихшим Уком. — Приедет, спросишь.

— Приедет? — замер Лёха.