Но все это он делал, увы, не отходя от новейшего электронного телескопа. В настоящие космонавты Михаил Николаевич уже не годился. Ему стукнуло пятьдесят три, - одышка, бессонница и другие неполадки. А так хотелось реального всамделишного путешествия, чтобы самому ощутимо держать в руках штурвал! Как решить такую сложнейшую нематематическую задачу? Что бы такое придумать?..
И Михаил Николаевич придумал.
Но прежде всего надо было овладеть необходимыми знаниями и навыками. Ну что ж, ему не привыкать учиться. И доктор физико-математических наук сел за парту вместе с безусыми юнцами, смешливыми девушками, рабочими, артистами, поэтами - самыми разными представителями самых разных профессий. Три месяца он добросовестно изучал все, что положено: проходил испытания в «камере правил движения», познакомился с противным чувством невесомости - оно неизменно возникало в груди, когда казалось, что вот-вот врежешься в трамвай или в фонарный столб, - покорно выслушивал ворчанье инструктора и преодолевал ещё всякие другие многоступенчатые препятствия, пока, наконец, не получил заветную книжечку водителя-любителя.
Покончив с этим, Михаил Николаевич приобрел голубую Вегу, то есть, простите, голубую «Волгу». Затем произвел необходимые расчеты: получил на службе зарплату и отпускные, уплатил вперед за квартиру и телефон. А на следующее утро в 7 часов по московскому времени стартовал в рейс вместе со своей верной подругой жизни, перепуганной насмерть Зоей Романовной Ереминой.
Путь угрожающе пересекали несущиеся, подобно метеоритам, такси, мотоциклеты, инвалидные коляски; Зоя Романовна вскрикивала: «Куда ты, Мика?!» - и закрывала глаза. Но Михаил Николаевич отвечал словами известного космонавта: «Прежде всего - спокойствие!» Он твердо держал штурвал и благополучно, в соответствии с расчетными данными, вывел голубую «Волгу» за городскую черту, на орбиту Карельского перешейка. Здесь, на пустынном туманно-утреннем «Млечном Пути», он развил наивысшую допустимую правилами скорость и, на мгновенье повернув к жене счастливое вспотевшее лицо, воскликнул:
- Вот видишь! Все бортовые приборы и устройства работают нормально! А ты боялась…
Так астроном Михаил Николаевич Еремин спустился с заоблачных высот на свою родную планету и впервые увидел и понял, как она непередаваемо прекрасна.
Одно дело пронестись в самолете над еле видной землей куда-нибудь на курорт или смотреть из окна вагона на мелькающие поля, перелески, реки; и совсем другое - вот так, держа руль в собственных руках, колесить по неизведанным дорогам. Никаких маршрутов!
Дымок бивачного костра, вкуснейшая рыбная уха и полное отсутствие ацидофилина, который опостылел до тошноты. Вместо него - парное молоко в любом колхозе. Новые места, новые встречи. Поговоришь с человеком о том, о сём, выкуришь по сигаретке - и снова в путь. А Зоя-то Романовна как помолодела! На щеках румянец, глаза сияют, словно звезды первой величины; ей необычайно к лицу эта оранжевая косынка и ситцевый сарафан в полоску. И она почти перестала пилить мужа за быструю езду. Видно, страх у неё совсем прошел.
- Знаешь, Мика, мне теперь жаль, что мы отправили Петю в пионерлагерь. Ему было бы с нами очень хорошо.
Так сказала на десятый день путешествия во время очередного привала Зоя Романовна и вздохнула: «Как он там живет, мой Петушок?»
Михаил Николаевич лежал на коврике под лиственницей. Не отрывая глаз от книжки, сказал сурово:
- А кто настоял? Ты же уверяла, что мы все трое, во главе с нашим Петушком, свернем себе шею.
- Но ведь я не могла тогда предположить, что ты окажешься таким - ну просто талантливым водителем!
О, эти женщины! Как они ухитряются найти дорогу к сердцу автомобилиста! Ничего более приятного Зоя Романовна не могла бы сейчас сказать.
Михаил Николаевич сразу отбросил суровость, а вместе с ней и книжку.
- Потерпи, дорогая. Через несколько дней мы приедем в лагерь и заберем Петьку.
- Я хотела бы сразу, сейчас.
- Сейчас неразумно. Пусть использует путевку до конца.
- Ну, хотя бы взглянуть на него…