Когда работники ушли, Софи предложила Пино выпить за упокой души "малютки Патрика", добавив: "Я же понимаю, что вы здесь из-за него". Но комиссар отрицательно покачал головой.
- Мадам, проводя расследование, я могу есть, но не пить.
- Тогда я выпью сама.
Софи осушила бокал и утерла слезу, скатившуюся по щеке, бумажной салфеткой.
- Я называла его "малютка Патрик". Он был такой изящный, маленький, слабенький, как дитя, и совсем не годился для деревенской работы. Он вообще не любил работать, зато так чудесно рассказывал разные истории - про Элеонору Аквитанскую, про наш монастырь, про Шарля де Голля. Он много читал в интернете, когда не играл, и все мне рассказывал. Но это было в начале, когда малютка Патрик еще боялся меня потерять. А потом он решил, что я его душой и телом, и можно расслабиться. Ах, это большая проблема, месье: когда женщина доверяется мужчине, он начинает думать, что он может распоряжаться в ее доме как хозяин. А какой из него хозяин? Он и свою жизнь просрал, простите за грубое слово.
- Вы любили его, мадам?
- Да, любила. Но малыш сам убил эту любовь. Он вбил себе в голову, что я должна дать ему большую сумму денег, чтобы он мог выиграть еще больше. У него была какая-то схема, но я ему сразу сказала, что это все бред и денег я не дам. Он оскорбился и стал устраивать сцены. Да и вообще начал забываться, ведь он жил за мой счет. Даже смартфон, на котором он играл на этих чертовых слотах, и тот я ему подарила. В итоге мне надоело.
- Не мог ли Патрик одолжить эту сумму у кого-то другого?
- Не знаю, месье. Пока он жил у меня, ни у кого ничего не одалживал.
- Он не опасался чего-либо? Не боялся, что его могут убить? Не проявлял тревожность?
- Убить? О, что вы, месье, и близко не было. Его смерть стала для меня шоком, я не представляю, кто бы мог так поступить с Патриком!
- Тот, у кого он взял и не отдал деньги, нет?
Софи посмотрела на комиссара большими грустными глазами и вздохнула.
- Не думаю, месье, что кто-то захотел бы стать его кредитором. Он играл на свои: что выигрывал, то и проигрывал. И ни о чем не тревожился, кроме выигрыша. Только раз я увидела его обеспокоенным: он нашел на кадыке какой-то узелок, там, где эта, как ее...
- Щитовидная железа?
- Да. Это было незадолго до нашего разрыва. У него прежде была операция на этой железе: он рассказывал, как долго отходил от наркоза, чуть не умер. Малыш испугался, что снова нужно будет оперироваться, пошел в Берженак к какому-то врачу, и тот его успокоил.
- Вы помните фамилию врача?
- Нет, я ее и не спрашивала. Малютка Патрик вообще-то следил за здоровьем: пил разумно, старался высыпаться, много не курил - два-три "Житана" в день. Ах, бедняжка!
Женщина снова утерла слезу.
- Когда вы видели Савиньи в последний раз?
- В середине июня, число не помню. Это было рано утром. Я шла по дороге вдоль виноградников, а он выбежал из виноградника моего соседа Пишо и промчался мимо, даже не заметив меня.
- Вас не удивило, что Савиньи забрел в чужой виноградник?
- Нет. Когда я выставила его, он нанялся было к Пишо, но проработал всего неделю и ушел: я же говорю, что он был слаб физически, не тянул деревенскую работу.
Послышался шум в сенях, и через минуту на кухню заглянул пожилой работник:
- Мадам, навоз привезли.
- Иду. Извините, месье, но я должна заняться навозом, - обратилась она к Пино, вставая из-за стола.
- Разумеется. Благодарю за беседу. Кстати, а какой навоз вы применяете, коровий?
- Да, коровий, но хочу по примеру Пишо попробовать овечий - его меньше нужно на один акр.
Пино галантно пропустил даму в дверь и вышел из кухни в сени, а потом и во двор следом за ней, продолжая разговор о естественном удобрении.
- Говорите, овечий экономнее? Почему-то не думал, что в виноградарстве используется овечий навоз.