Я расслабляюсь рядом с ним.
— Я понимаю. Но это есть во всех профессиональных видах спорта. Если бы ты был игроком НФЛ, ты бы всё равно посещал благотворительные и спонсорские мероприятия, если бы играл на таком же уровне.
Он издает фыркающий смешок.
— Я и забыл, что ты футбольная фанатка, — он сжимает мои пальцы. — Не уверен, что я когда — нибудь прощу тебя за это. Но, по крайней мере, ты уже видела одну гонку.
Румянец разливается по моей шее и щекам. Я хочу спросить, почему мы всё ещё держимся за руки, но часть меня, которая хочет, чтобы он продолжал держать меня, не позволяет мне ничего сказать.
Вместо этого я сосредотачиваюсь на его словах.
— Это была хорошая гонка, верно? Ты был доволен результатом?
Он кивает.
— Лучше, чем я мог надеяться после субботней аварии. Тебе понравилось?
Он задает вопрос небрежно, но что — то в его глазах говорит мне, что это много для него значит. Он хочет, чтобы мне нравился его любимый вид спорта — то, чему он посвятил всю свою жизнь. Я не знаю, почему это должно иметь для него значение, но это важно для него, и у меня сводит живот от осознания этого.
— Я боялась за тебя, — тихо говорю я. — Мне было неприятно видеть, как ты потерпел неудачу в квали. Но вчера ты был великолепен.
— Посмотри на себя, пользуешься жаргоном как профессионал, — его улыбка немного кривовата, и он полностью сосредоточен на мне. — Ты болела за меня, Элли?
Я опускаю взгляд на его губы, затем заставляю себя посмотреть ему в глаза. Они затенены, более темного серого цвета, чем обычно, и такие красивые.
— Да, — признаю я. — Я болела за тебя.
Оливер наклоняется, затем колеблется, наши носы в нескольких дюймах друг от друга. Его пристальный взгляд изучает моё лицо, и мне это нравится — мне нравится, что он ждет, чтобы увидеть, согласна ли я. На мгновение я колеблюсь, потому что нам не следует этого делать. Всё было бы по — другому, если бы нас окружали люди, камеры, потому что тогда мы оба могли бы притвориться, что это просто для виду.
Но за нами никто не наблюдает. Водитель ни разу не взглянул на нас, а заднее сиденье этой машины настолько уединенное, насколько это возможно, так что, что бы мы сейчас ни делали, это только для нас.
Я сокращаю расстояние между нами и прижимаюсь губами к губам Оливера. Он целует меня в ответ, сначала неуверенно. Наши носы соприкасаются, и мы отрываемся друг от друга, чтобы перевести дыхание. Глаза Оливера широко раскрыты, и я знаю, что мои, должно быть, тоже, и на мгновение мне кажется, что он отодвинется, но он подносит руку к моей щеке и наклоняет голову, а затем снова целует меня, на этот раз более крепко.
Моё сердце колотится болезненно быстро, дыхание становится прерывистым. Я тянусь к его груди свободной рукой — потребность прикоснуться к нему так велика, что я больше не могу сдерживаться.
Мой ремень безопасности застегивается, и я резко останавливаюсь, моя рука касается куртки Оливера. Удивленная, я отстраняюсь, прерывая поцелуй. Он пристально смотрит на меня, затем отпускает моё лицо и руку, выпуская свои пальцы из моих. Он откидывается на спинку сиденья и глубоко вздыхает.
Накатывает неловкость, мгновенная и ужасающая. Что мы только что сделали? Я сопротивляюсь желанию прикоснуться пальцами к губам — они покалывают от его поцелуев, — но я не хочу, чтобы он видел, как я потрясена. Я смотрю в окно, надеясь хоть немного отвлечься, но всё, что я вижу, — это то, что мы почти у отеля, потому что Бурдж — Халифа, сверкающий голубой шпиль, тянущийся к звездам, находится прямо за нами слева.
Я поворачиваюсь к Оливеру, желая что — нибудь сказать, что угодно, но он набирает сообщение по телефону. Я хочу спросить, кому он пишет прямо сейчас, всего через несколько мгновений после нашего поцелуя, но слова не выходят из моего внезапно пересохшего горла.
Быстрого взгляда на его лицо достаточно, чтобы понять, что ему нужна моя помощь, даже если он такой замкнутый. Я открываю клатч, достаю салфетку и протягиваю ему. Он поднимает взгляд, приподнимая брови, и я подношу её к губам.
— Губная помада, — бормочу я.
Его взгляд темнеет, но он проводит салфеткой по губам, затем комкает её и засовывает в карман брюк.
Я осторожно провожу подушечкой пальца по губам, зная, что моя помада тоже размазалась. Если бы я знала, что буду целоваться с Оливером, я бы купила более дорогую, защищенную от поцелуев, но это было не совсем преднамеренно.
Чего я сейчас больше всего хочу, так это позвонить Каре и всё ей рассказать. Я провожу в уме некоторые подсчеты — возможно, я застану её во время обеденного перерыва, прежде чем лягу спать.