Элли не произнесла ни слова с тех пор, как мы ушли с той гребаной скамейки в парке, и я не знаю, что делать. То, что она сказала мне в машине, когда ворвалась ко мне, пока я менял рубашку, было правдой — весь этот вечер был для моего блага, а я вел себя как мудак, закрываясь от неё. Но в последний раз, когда я видел её, у меня была паническая атака, и я не знал, как вести себя с ней.
Я должен был догадаться, что она не осудит меня за это. Однако она осудила меня за то, что я был худшим кавалером в истории, поэтому я вытащил голову из задницы и сделал именно то, о чём она меня просила — я вел себя как влюбленный мужчина.
Это было несложно. С Элли легко находиться рядом, разговаривать с ней так же естественно, как дышать, и каждый раз, когда я прикасаюсь к ней, мне хочется большего. Этот поцелуй предназначался только для камер, но одного прикосновения её губ было недостаточно.
Мне стоило титанических усилий отстраниться от неё — потом Элли снова поцеловала меня, и я потерялся. Я никогда в жизни никого так сильно не хотел.
Логичный, рассудительный голос в моей голове говорит мне, что я так взволнован только потому, что так долго не был с женщиной, но у меня нет желания целовать кого — то ещё. Белла красива, как модель, я знаю это объективно, и если бы я просто сходил с ума от похоти, я бы сходил с ума от неё. И всё же мысль о том, чтобы поцеловать её, заставляет меня содрогнуться. Моё тело решило, что подойдет только Элли, а это означает огромные проблемы, потому что она делает это только ради работы. Она сама сказала мне об этом — прямо там, в темноте машины, глядя мне в глаза.
Так что я был эгоистичным ублюдком и продолжал держать её за руку всю обратную дорогу до машины, говоря себе, что это всё ради Беллы и Эви. Элли не отдернула руку, но в машине она так крепко сжала ладони, что побелели костяшки пальцев.
Теперь мы все вместе заходим в лифт, и Белла нажимает кнопку седьмого этажа.
— Эй, я живу на том же этаже, — говорит Эви. — Я даже не знала. А как насчет вас, ребята?
— Я на восьмом, — говорит Элли хриплым голосом.
Я протягиваю руку мимо неё, чтобы нажать на кнопку её и своего этажа, и она закрывает глаза, как будто едва может выносить моё присутствие.
Чёрт.
Я должен был знать, что это, чёрт возьми, произойдет. Я хочу извиниться перед ней, но не могу сделать это сейчас, перед другими. И я не знаю, за что извиняться — я сделал, как она просила, и даже попросил у неё разрешения поцеловать её, тогда она поцеловала меня.
Мой разум в полном беспорядке, и я знаю, что что — то должно измениться. Я не могу вот так сосредоточиться, не тогда, когда все мои мысли крутятся вокруг неё. Мне следовало бы подумать о стратегии Уэста, и я решил победить команды “Vogel” и “Montgomery”, а не тосковать по своей фальшивой девушке.
Лифт останавливается на первом этаже, и внутрь набивается ещё больше людей, заставляя нас теснее прижиматься друг к другу. Элли прижимается ко мне сбоку, и я тихо ругаюсь, затем изо всех сил стараюсь не прикасаться к ней, но внезапно она хватает меня за руку и впивается ногтями в мягкую внутреннюю сторону моей ладони.
Я резко замираю на месте и смотрю на неё сверху вниз. Она смотрит прямо на дверь, губы сжаты, выражение лица каменное. Мы поднимаемся на седьмой этаж, и Эви с Беллой прощаются. Элли отвечает почти нормальным голосом, лишь слегка надтреснутым. Другие постояльцы отеля суетятся вокруг нас, и вот мы на восьмом этаже, и Элли вытаскивает меня из лифта, её рука железной хваткой сжимает моё запястье.
— Элли, — тихо говорю я, спеша за ней по коридору. — Эй, подожди.
Но она идет вперед, как женщина на задании, и останавливается только перед своей дверью. Она проводит своей гостиничной карточкой по считывающему устройству, толкает дверь и, наконец, отпускает меня.
— Нам нужно поговорить, — говорит она. — Ты зайдешь?
Она чертовски пугает меня. Что, если она уйдет? Мало того, что план, придуманный Беллой, полетит к чертям, но и мне нужно…
Чёрт. Она нужна мне.
Поэтому я стискиваю зубы и прохожу мимо неё в темную комнату. Я сделаю всё, что в моих силах, но я должен быть уверен, что она останется. Она следует за мной внутрь, закрывает дверь и защелкивает замок. Загорается свет, освещая её номер, отличающийся от того, что был в Дубае, но заполненный теми же вещами. Аромат её духов витает в воздухе, туалетные принадлежности разбросаны по столешнице в ванной, как будто она уходила в спешке, а кровать завалена платьями. Примеряла ли она их одно за другим, чтобы выбрать, какое из них ей надеть на наше свидание?