А затем устоял и Псков. Даже после чумы и неурожаев, в условиях борьбы на три фронта, система Русь показала мобилизационные возможности, которые и не снились куда более крупным соседям.
На пик малого ледникового периода приходится правление талантливого, но несчастливого Бориса Годунова, который обладал тем же стратегическим умом, что и Иван IV, однако умел гораздо лучше контролировать себя (может потому, что, в отличие от Ивана, его не травили ртутью).
Какой-то американский журналист сказал, что вся история России – это сплошные иваны-грозные. Зачем нам сплошные? Если бы хотя бы правление Ивана Грозного и Бориса Годунова пришлось бы на более благоприятный климатический период, то сейчас бы Россия простиралась от Калифорнии до Ла-Манша, а о британской империи не было никаких пометок в учебниках истории.
Но, увы.
«Климатические колебания слабее влияли на цивилизации с высоким запасом прочности и гораздо сильнее – на цивилизации рискованного агрохозяйства»
Даже после занятия Волжского бассейна и открытия пути в Сибирь освоение новых ресурсов оставалось энергозатратным, малорентабельным. На Волге бушевали мятежи покоренных народов, в на северном Кавказе, за Тереком, русских регулярно вырезали. (Хотя, заметим, в Смуту именно волжский город Нижний Новгород обеспечил ресурсами восстановление государственности). Внешняя среда не давала никаких «премий» русскому государству, какой, например, была дешевая работорговля для западных европейцев. Русский «дранг на восток» долгое время практически не расширял рынок и хозяйственные связи. Английский парусник-слейвер доставлял колонистов или рабов в благодатную Северную Америку за несколько недель и возвращался обратно с продукцией плантаций, например хлопком для припортовых мануфактур. Оборачиваемость средств была быстрой и прибыль высокой. Сибирская же дорога длилась годами (!), до берегов Тихого океана люди добирались почти три года, и для грузоперевозок (кроме ценной пушнины и хлеба, в силу железной необходимости) этот путь вообще не мог использоваться.
Ясно, что в таких условиях правительство делало ставку лишь на медленную сельскохозяйственную колонизацию и на удержание рабочей силы в центре – в рамках системы.
Но давление власти было столько сильным, что связи не выдерживали, разрушались, а точек выхода освободившейся энергии не было. Основная масса казакующего люда не стремилась замерзнуть в лесотундре (в это время практически прекратилась миграция за Северную Двину, в пермский край), не бежало сложить свои головы под саблями кавказцев или крымцев, а старалось добывать свой казацкий хлеб грабежом на дороге – а в период Смуты разграблением деревень и городов.
Русское государство было скреплено не столько хозяйственными взаимодействиями, а сколько волей и организацией, создающей безопасность и всеобщие условия жизнедеятельности. И хотя это государство обеспечивало жизнь миллионов людей, которые бы погибли при его отсутствии, тем не менее, тягло и несправедливое распределение повинностей (что случалось при слабых государях и сильной олигархии) регулярно выводило систему из равновесия. Отсутствие выхода к внешним ресурсам, невозможность сбросить пар при помощи колониальных захватов и колонизации (сибирское окошко было чересчур узким, воюющее государство слишком нуждалось в податном населении в историческом центре) вело к росту энтропии и протестной энергии.
В июле 1601 в Москве ездили на санях, с 1600 четыре года подряд летом ударяли заморозки, а в сентябре становился снег. Это (а не бесчинства опричнины за тридцать лет до этого, как уверяют либеральные мыслители) стало причиной Смуты во третьем русском государстве. Однако Смута, уничтожившая государство, завершилась самоорганизацией общества, которое восстановило государство, причем еще более жесткое, чем оно было до того…
В программе развития государства появился коллапс. Напряжение вертикальных связей и рост энтропии выводят Россию раз за разом из устойчивого состояния, разрушают сложные структуры, а затем погружают в диссипативный хаос. Но синергетические процессы в этом хаосе снова рождают государство.
Коллапсов за последние четыреста лет у нас было уже четыре. Если верить на слово высоконравственным либеральным мыслителям, что государство российское – сущность вредная, то получается, не должно оно снова возрождаться из хаоса. Ну, зачем, зачем людям эта тирания? Пригласили бы к себе султана турецкого, да короля польского, да премьер-министра британского, ну и зажили бы счастливо. Однако, каждый раз процессы самоорганизации собирают практически одну и ту же организационную структуру. Так в чем же дело. Что это за странный аттрактор, вызывающий столь сильную синергетику в рассыпавшейся на осколки социальной машине?
Что это за параметры порядка, которые стоят за самоорганизацией общества, воссоздающего отнюдь не рыхлое «горизонтальное образование», а тяжелый государственный механизм, который копирует все сущностные функции и свойства предыдущего государства.
Может быть этим аттрактором, который создавал государство фактически из небытия была сама жизнь – жизнь миллионов или десятков миллионов людей, которые бы погибли без государства.
И каким бы эксцессами не сопровождалось бы функционирование государства, это не сравнима с гибелью всего народа.
Не пора ли принять как аксиому, что в России сильное государство не может и не должно исчезнуть, если только народ не решит массово переехать в Австралию или коллективно покончить жить самоубийством. Кстати, насчет последнего. Не надо, уподобляясь леммингам, бежать топиться в ближайшее море – в России море нередко замерзает. «Доброжелатели» на Западе и Востоке всегда помогут отдать концы, надо только внимать их речам о «стране рабов, стране господ» без напряжения мысли.
Кстати, Западу природа определила другой путь. Начиная с того же XVI-XVII вв. западные элиты повышали устойчивость своих систем за счет внешней среды, выкачивая оттуда ресурсы и сбрасывая туда метаболиты. К этим метаболитам относились и голодные жадные криминальные европейцы, которым не хватало места в Европе,
После середины XVII века в Англии больше не было никаких серьезных потрясений, а вот в соседней Ирландии были, да еще какие.
Гулаг изобрели на Западе – если под гулагом понимать массовое использование рабского труда для получения средств, используемых в других более развитых отраслях хозяйства. Рабская сила перекачивались из Африки в Америку через трансатлантический «рабопровод», в строительстве которого отличились вест-индские компании. Неспособные к плантационному рабству индейцы уничтожались и заменялись на трудоголиков-негров. Западный гулаг просуществовал три века и сыграл огромную роль в производственном накоплении и в переходе «свободных наций» к развитому т. н. демократическому обществу. Для накопления капиталов использовалось также пиратство (современники вспоминали, что это стало при Елизавете чем-то вроде народного промысла) и разные виды грабежа колонии. Например, всемирно известные индийские ремесленники были изничтожены голодомором, организованным британской ост-индской компанией (в Бенгалии за 1769—1773 погибла треть населения). Эта же славная корпорация перекачивала наркотики из Индии в Китай. Наивные аборигены в новых землях, если они подходили по климату для европейской колонизации, стирались в порошок,
За всем этим стояли десятки миллионов жертв. Но это было основой инвестиций в британскую индустриальную революцию…
Часть Третья
В 1929 году жизнь крестьянской массы, составляющей основную часть населения России, не слишком отличалась от жизни крестьянства в 1529. Те же соседские общины, в значительной степени ориентированные на натуральное хозяйство и производящие незначительное количество товарного хлеба. В оснащении крестьянских хозяйств та же соха, реже плуг, удобрение – тот же навоз, который, как и четыреста лет назад, в большом дефиците. Урожай в историческом центре России всё такой же низкий (по ржи – «сам-три», хотя даже в средневековой Англии было «сам-семь»). Низкая урожайность детерминирована коротким вегетационным периодом и бедными почвами вроде суглинка. Вдобавок посевы крайне уязвимы к метеорологическим экстремумам, таким, как нашествие арктического воздуха посреди лета. На дворе 20 век, но неурожай все также же угрожает стабильности всей страны, как и знаменитые неурожаи начала 17 века, когда летние заморозки губили посевы и, в конце концов, низвергли страну в кровавую Смуту.