Нет, там не стоял гоночный болид, но всегда занимал место какой-нибудь «железный зверь» — в годы тинэйджерства Бесс — мотоцикл, потом, когда она стала постарше, машины, сменявшие друг друга с бешеной скоростью.
А потом все оборвалось. Мать внезапно умерла, ее сердце слишком переутомилось.
Бесс быстро допила вино, почувствовав, что самолет пошел на снижение. Вот он заходит на посадку, выпускает шасси…
— Наш самолет прибывает в аэропорт Хитроу, — кукольным голосом объявила стюардесса. — Температура за бортом… — Бесс поежилась. — Идет дождь.
Могла бы и не говорить, иллюминатор и без того залит дождем. Ну что ж, все правильно: Британские острова — не Калифорния.
Бесс сняла с полки дорожную сумку и направилась к выходу.
Глава четвертая Стань моей женой
— Вы это всерьез?
— Более чем, дорогая Бесс.
Элизабет Раффлз во все глаза смотрела на немолодого мужчину, совершенно не понимая, что это за шутки. Она прилетела черт знает откуда, чтобы услышать подобную глупость?!
Бесс не раз получала предложения руки и сердца, ей все-таки двадцать четыре, а не восемнадцать. И столько же раз отвечала «нет». Вот и перед ее отъездом в Англию Пол Сидни просил Бесс стать его женой, но она не сказала ему ничего, не желая огорчать. Выходить замуж Бесс пока не собиралась.
— Но… зачем? — Она недоуменно уставилась на мужчину, который сидел у окна в кресле.
О Боже, да ведь это инвалидное кресло! Бесс чуть не задохнулась, кровь прилила к вискам и застучала, словно отбойный молоток. Ну конечно, эти колеса с блестящими спицами, этот пульт управления, на котором лежит крепкая рука с длинными пальцами. Судя по всему, Юджин давно прикован к креслу, если, делая ей предложение, даже не подумал обмолвиться о своей инвалидности.
Мать ничего такого не говорила о Юджине Макфайре. Никогда.
А может быть, сама не знала? Или при ее жизни он был… здоров?
За спиной хозяина дома было окно, типично английское, расчерченное рамой на мелкие квадратики. Дом явно старинный, точнее его было бы назвать замком. Толстые стены, тяжелая мебель, никакой легкости, нет здесь французского окна, как у Бесс дома, в Лос-Анджелесе, которое открывается прямо в сад. У Юджина Макфайра, судя по всему, тоже есть сад — вон сколько ваз, заполненных цветами. Бесс не знала названий, но могла сказать совершенно определенно: цветы подобраны с большим вкусом.
— Это нужно тебе, детка, — после минутного молчания заявил Юджин.
Бесс молчала, ожидая объяснений. Юджин сидел спиной к свету, и его лицо, находящееся в тени, казалось ей непроницаемой маской.
— Я любил твою матушку всегда, всю жизнь, поэтому хочу помочь тебе сделать то, что ты хочешь больше всего. — Он вздохнул. — Мы с ней здорово помогли друг другу когда-то. Ты ведь знаешь, как мы лепили наши карьеры?
Бесс улыбнулась.
— У меня просто нет слов. Такой тандем! — Она покачала головой. — Это все равно что пилот-гонщик…
— О, так я и знал, ты думаешь только о гонках. Впрочем, разве можно ожидать иного, если сразу после твоего дня рождения хозяин команды твоего отца подарил ему детскую прогулочную коляску в виде болида. Знаешь, что больше всего умиляло окружающих? — Губы Юджина разъехались, щеки округлились от искренней улыбки. — Все столбенели от антикрыла, оно было установлено как раз за козырьком от дождя.
Бесс кивнула: оригинальная конструкция упомянутой собеседником детской коляски была ей хорошо известна, и не только по фотографиям в семейном альбоме — коляска до сих пор хранилась в гараже.
— Так вот, у тебя, Бесс, есть только один способ осуществить свою мечту — соединиться со мной. Нет-нет, не с моим телом, о нет! — Он затряс головой. — С моими деньгами.
Бесс непонимающе смотрела на Юджина Макфайра. Да о чем он говорит, черт побери?!
Она начинала заводиться, это было заметно по румянцу, который заалел на высоких скулах, по глазам, из которых вот-вот посыплются искры. Юджин хорошо помнил такие глаза и знал, что может произойти дальше. Однажды Марта запустила в него тяжелым пресс-папье, которое попалось ей под руку, и сейчас Юджин невольно поднес руку ко лбу, к тому месту, откуда тогда потекла кровь. А потом Марта обрабатывала и заклеивала ему рану — он должен был ехать на концерт.
— Не смотри на меня так, Бесс. Да, я болен, но с головой у меня все в порядке. Я мыслю совершенно ясно и, как всякий человек, оказавшийся одной ногой за порогом бытия, мыслю слишком трезво и слишком быстро по сравнению с теми, кто собирается жить многие, многие годы. — Юджин перевел дух и положил руку на грудь, словно успокаивая сердце. — Как только ты останешься вдовой, а это, уж поверь мне, произойдет очень скоро, ты получишь в наследство все, что я нажил. Этого тебе хватит не только на болид для тренировок, ты можешь купить хоть целую «конюшню». С мужчинами, между прочим. — Юджин усмехнулся. — Что может быть лучше для молодых здоровых мужчин, чем быть купленными молоденькой красавицей, обладательницей миллионов?
Бесс вскинула голову и посмотрела на Юджина в упор.
— Но… я должна что-то сделать за это? Что?
— Немногое. Я не стану утомлять тебя ничем. Условия сделки очень простые. Ты выходишь за меня замуж, наш брак, естественно, фиктивный, просто два совершенно свободных, насколько я понимаю, человека… Я-то точно свободный мужчина, а ты? Тебе кто-нибудь предлагает руку и сердце?
Бесс усмехнулась.
— Предлагать-то, может, и предлагает, но взамен хочет получить мои руку и сердце, а я пока предпочитаю то и другое не отнимать от того, чему они уже отданы…
— Понимаю. Ты обручилась с болидом.
— Да. С рождения.
— Вот это я и имел в виду. Кстати, времени у тебя остается в обрез. Это я тоже знаю.
Бесс вздохнула и провела рукой по волосам. От прикосновения раздался слабый треск электрических разрядов.
— Подумать только, волосы твоей матери трещали точно так же! — умилился Юджин. — И не захочешь, а поверишь в переселение душ. Теперь, Бесс, слушай меня внимательно и постарайся понять. Я не благодетель и не посланник Неба, я просто страшный эгоист. Я хочу, чтобы мы с тобой помогли друг другу. Да, и у меня есть в этой сделке собственная корыстная цель. Бесс, ты слышала, что такое эвтаназия?
— Да… — неуверенно промямлила она, — что-то такое… Недавно у нас в Штатах был какой-то судебный процесс…
— Эвтаназия — в дословном переводе с греческого «хорошая смерть». Иными словами, неизлечимо больному человеку обеспечивают безболезненный уход из жизни, облегчая тем самым его страдания. Я понимаю, не мы должны распоряжаться тем, сколько нам пробыть на земле, а Небеса. Но есть неизлечимые болезни, которые превращают человека в растение. Я не хочу стать растением, я хочу достойно уйти в мир иной. До сих пор нет такого места на земле, где подобная акция разрешена законом. Но в этом мире много чего не разрешено… Вот и тебе нельзя законно распорядиться своей страстью — ты родилась женщиной и не можешь стать гонщиком. Но ты хочешь. И, если мы с тобой заключим сделку и выполним условия друг друга, мы оба обретем счастье.
— Но… как? Что я должна…
— Ничего особенного. Через несколько месяцев в Голландии примут, я просто уверен в этом, новый закон, который официально разрешит эвтаназию. Как только ты увидишь, что я уже плох, ты отвезешь меня в Голландию.
— Но зачем вам вовлекать меня в это? Вы могли бы договориться с доктором. Зачем вам отдавать мне свои деньги?
Юджин снисходительно улыбнулся.
— Я хочу купить себе на все деньги безболезненную смерть. Вот чего я хочу, Бесс. Больше никаких желаний у меня нет, они все исполнились. Уже. Раньше, гораздо раньше. Поскольку ты будешь заинтересована получить деньги, ты не станешь мучить меня жизнью, совершенно бессмысленным пребыванием на земле моего тела, как поступают с другими, с тысячами людей, жалея их. Да, жалея… но не понимая, как сильно мучают они душу несчастных, жаждущих избавиться от страданий, от нестерпимой боли, от презрения к самому себе, к своему положению.
Несколько утомленный собственным красноречием, он умолк, потом, отдохнув, нажал кнопку на панели, и коляска переместилась. Юджин Макфайр оказался лицом к свету. Бесс вздрогнула — какое белое лицо, на нем совершенно нет морщин. Лицо-маска. Такое лицо бывает у человека, который уже давно наедине с собой, и им владеет какая-то одна мысль, неотступная, изматывающая.