Ощущаю, как Яна садится рядом. Начинает гладить меня по затылку и шее.
– Она тебе запретила ходить на бокс, да? – спрашивает тихим голосом. Она всегда меня понимала, и знает практически так же хорошо, как Коля.
Яна обнимает меня за плечи. От её близости по коже бегают мурашки. Хочется обнять её в ответ, запустить пальцы в ее мягкие волосы, притронуться к лицу и…
Так, стоп. Она встречается с Колей. Она мне не больше подруги, даже если он стал моим врагом.
Только кого я обманываю?
Я встаю и беру сумку.
– Она лишила меня бокса на три месяца, – с этими словами я, не оглядываясь, выхожу из комнаты.
Инара
Мама прижимает меня к себе и не хочет отпускать. Слёзы, которые она всё это время сдерживала, текут по щекам. Она всхлипывает. Мне невыносимо смотреть на неё такую расстроенную – сердце разрывается на части, хочется уткнуться в ее плечо, расплакаться и сказать, что я никуда не пойду, и пусть они ищут себе другую Избранную. Но я сдерживаюсь. Я должна быть сильной…
– Мам, всё будет хорошо, – шепчу ей на ухо и нежно освобождаюсь от объятий. – Мне пора идти.
– Да, да, – произносит чересчур быстро, вытирая щеки тыльной стороной ладони. Это движение снова заставляет сердце сжаться, горький комок слез подкатывает к горлу.
– Мам, – двумя руками хватаю её мокрую от слёз руку, чувствую, как она дрожит, – не волнуйся ты так, я вернусь. Все Избранные возвращались живыми и невредимыми. Я вернусь.
Она, избегая моего взгляда, с излишне предельным вниманием поправляет замок на моем костюме, сшитым специально для меня. И, хотя он должен спасти меня от всевозможных опасностей в лесу, я продолжаю ощущать себя уязвимой как никогда.
Наконец, мама поднимает глаза, и от ее взгляда мне только больше хочется закричать всем, что мне без разницы на них и Тезурию, и пусть всё пропадёт пропадом, но я остаюсь, лишь бы не видеть бездну боли в маминых глазах! Но я продолжаю молча стоять и не отводить взгляда, пытаясь выглядеть уверенной в своих словах.
– Обещаешь? – спрашивает тихим и таким по-детски наивным голосом, что внутри что-то обрывается, а в горле снова застревает ком.
– Обещаю.
Глава 4
Пот стекает по спине и лбу, заливая глаза. Мышцы напряжены до предела, но я, не обращая на это внимания, продолжаю бить боксёрскую грушу. У меня из головы не выходят слова, сказанные Людмилой Александровной. Я просто не понимаю, как она могла лишить меня тренировок по боксу, когда знает, как это для меня важно. Как она могла сделать это, зная, что я смогу съездить на чемпионат в Москву, если выиграю соревнования через месяц?! Я пропущу возможность стать мастером спорта!
Бью грушу, вкладывая в удары всю злость, но это не помогает. Только руки болят все сильнее от напряжения.
– Руслан! – ощущаю руку тренера на плече. – Хватит, слышишь?
Останавливаюсь и оборачиваюсь к Виктору Николаевичу, встречаюсь с его сочувствующим взглядом.
– Не надо так расстраиваться, – подбадривающим тоном произносит он.
Расстраиваться?! Да это ещё мягко сказано!
Вытираю пот со лба. Виктор Николаевич продолжает говорить, хотя, наверное, видит, что его слова не особо утешают:
– Это не единственная возможность стать мастером спорта.
– Ага.
Слова тренера кажутся пустыми – он просто пытается меня поддержать. А смысл? Этим ничего не поменяешь. Снимаю перчатки и направляюсь к раздевалке.
– Руслан.
Да что опять?
– Что? – спрашиваю чересчур резко, поворачиваюсь.
– Ты кое-что забыл, – он кидает мне ключи от раздевалки.
И только сейчас замечаю, что все ушли, а на часах уже восемь – я задержался на час. И в благодарность только выплеснул злость на Виктора Николаевича… Становится стыдно. Он уже давно мог быть дома, но решил дать мне побольше времени в последний день.
Стою, опустив глаза, не зная, что сказать. Тренер всегда относился ко мне с отеческой заботой, и за эти семь лет практически каждодневных тренировок стал мне родным человеком – тем, к кому можно обратится в трудную минуту. Эти три предстоящих месяца без тренировок кажутся вечностью. Бокс не просто мое хобби – он весомая часть моей жизни. Я не представляю свою жизнь без него.