Олег недоверчиво смотрел на Сивякова.
— Кстати, — продолжал Сивяков, — вот ты у нас — молодой, грамотный, небось много читаешь… Так вот, скажи: что ты думаешь, например, об антигравитации?
По лицу Олега было видно, что сейчас он думает над состоянием психики старшего коллеги.
— А причем здесь?.. — наконец, промямлил интерн.
— Нет, я серьезно… Для человечества это полезная штука или нет?
— Еще бы! — пожал плечами Олег. — Да если бы антигравитация на Земле стала возможной, то можно было бы поднимать ввысь любые предметы! И человека — в том числе! Представляете, какой стала бы наша жизнь, если бы для полета больше не нужны были никакие летательные аппараты?!
— Хм, просто фантастика какая-то… — пробурчал Сивяков. — И что, Нобелевскую за такое открытие дали бы?
— Стопроцентно! — заверил Олег.
— Ну, ладно, — вяло сказал Сивяков. — А вот тебе еще один вопросик на засыпку… Представь, что перед тобой стоял бы выбор: жизнь человека или важное открытие. Что бы ты выбрал?
Вконец ошарашенный интерн почесал в затылке.
— Н-ну, смотря какое открытие, — наконец, выдавил он. — И смотря какой человек…
Сивяков через силу усмехнулся.
— По-твоему, это имеет значение? — осведомился он.
— А как же? Если, например, человек — серийный маньяк, то любое открытие его перевесит!..
— Значит, если к тебе попадет какой-нибудь тяжелобольной чикатило, ты откажешься от операции?
Олег ехидно улыбнулся:
— Ну понятно, к чему вы клоните, Алексей Вадимович. Клятва Гиппократа и всё такое… Только причем здесь это? Вы же про человека спрашивали!
— Да нет, — думая о своем, сказал Сивяков. — Вообще-то, я спрашивал тебя про открытие.
— Какое открытие?
— Важное открытие. Научное. А не начало работы магазина.
Интерн в замешательстве покрутил головой и подвигал бровями. Потом признался:
— Не знаю.
— В том-то и дело, — вздохнул Алексей.
Уже в конце дежурства, возвращаясь в очередной раз из приемного отделения, Алексей нагнал в коридоре, ведущем из реанимации, двух санитаров, транспортировавших без особых церемоний цинковую каталку с чьими-то босыми ногами, торчащими из-под серой простыни.
— Что, доктор сказал: в морг? — спросил Сивяков, поравнявшись с исполняющими роли Харона.
— Ага, — кивнул, не останавливаясь, передний санитар. — Свежачок. Полчаса назад откинулся…
— А поступил к нам шесть дней назад, — вклинился второй харон. — Представляете, доктор, у мужика такие травмы были — другой бы на его месте и получаса не протянул! Его ж какой-то лихач на приличной скорости сбил…
Сердце у Сивякова екнуло.
— И как его фамилия? — спросил он внезапно охрипшим голосом.
Передний санитар почесал лысину:
— Кажись, Калугин…
— Не-не, Кулагин это, — внес поправку его напарник. — Говорят, большой ученый был. Не то профессор, не то членкор, извиняюсь за выражение… Тут к нему коллеги приходили, всё хотели выведать у него какую-то научную формулу. Только без толку, ведь он так и не пришел в себя…
Сивяков отвернул край простыни и пристально вгляделся в испещренное кровоподтеками и гематомами лицо умершего.
На мгновение ему показалось, будто Кулагин силится что-то сказать ему, но, разумеется, рот покойного всего лишь был искажен судорогой rigormortus.
На удивление всему хирургическому отделению, бомж Николай уже через неделю встал на ноги и стал поправляться не по дням, а по часам. Оказался он вполне общительным и жизнелюбивым человеком и вскоре перезнакомился почти со всей больницей. Уплетал противную кашу-овсянку за троих, по телевизору предпочитал смотреть футбол и комедийные передачи и даже пытался заигрывать с молоденькими медсестрами…
Однако вскоре после того, как Николая выписали из больницы, Сивяков встретил своего бывшего пациента неподалеку от станции метро, в компании таких же заскорузлых бомжей. Николай был опять пьян, бородат и оборван. На секунду он и Сивяков встретились взглядами, но Николай тут же отвел глаза и залпом влил в себя какую-то мутную жидкость из граненого стакана.
А еще спустя три месяца, поздней осенью, его нашли в привокзальном сквере с головой, размозженной тяжелым тупым предметом.
Узнав о смерти своего «крестника», как у медиков принято называть чудом спасенных ими больных, Сивяков впервые за время работы хирургом наотрез отказался проводить плановую операцию, ушел домой и впал в жуткий запой.