— Есть. Кстати, где находится тренер во время этапа?
— На капитанском мостике. Он располагается между прямой старт-финиш и пит-лейном.
— А это что такое?
— Пит-лейн? Это зона боксов команд, смежная со стартовым полем. Там механики и проводят техническое обслуживание автомобиля в течение всего времени гонок. Так вот, тренер связан с пилотом, у которого в шлем вмонтировано специальное переговорное устройство. Всю информацию о ходе гонок, о том, на каком месте он находится в каждый конкретный момент, об изменении тактики ведения гонки — все эти сведения пилот получает с капитанского мостика своей команды. Тим-менеджеры отслеживают ход гонки сразу по нескольким мониторам. Суммируя все эти данные, тренер и отдает ту или иную команду пилоту. То есть тренер как никто другой знает состояние пилота во время гонки. Какие показания дал этот Берцуллони?
— Да никаких существенных. Все вроде как было в норме. Пилот постоянно был на связи и был вполне адекватен.
— Его бы допросить снова, с пристрастием, так сказать, — разозлился Денис. — Адекватен… Это он о лучшем нашем гонщике как о душевнобольном после курса интенсивной терапии!..
— Ладно, не заводись, допросим. Пристрастие обещаю по полной программе. Скажи, Денис, а кто второй пилот нашей команды?
— Сергей Зеленяк.
— Что за птица? Он Калашникову мог конкуренцию составить?
— Нет, исключено. Парень довольно перспективный, но не Калаш, не орел, как говорится. Дым пожиже и труба пониже.
— А механиков нашей «конюшни» знаешь? Лавреньков и Тетерин — тебе эти фамилии что-нибудь говорят?
— Первого не знаю, тоже из молодых, новых. А Тетерин — личность известная, старая гвардия, механик классный, спорту предан на все сто… А что, дядя Сань?
Денис, когда волновался, сбивался на это «дядя Саня», к которому привык с детства. Турецкий не обижался.
— Да вот Соболевский выдвигает предположение, что Калашникова убрали. Заявление написал на имя генерального. Доказательств, правда, никаких, но есть упоминание о том, что перед стартом в болиде Калашникова проводились какие-то манипуляции с рулевой колонкой.
— Вот как? В таблоидах тоже о рулевой колонке говорится, но в другом контексте, — заметил Денис, протягивая Турецкому папку с газетными публикациями.
— Так-так… Ага, здесь и схема движения болида, и две траектории — в двух вариантах — при исправной и неисправной машинах. — Турецкий углубился в газетные листки. — «…Предположительно вышла из строя рулевая колонка, в результате чего руль заклинило и фактически неуправляемая машина прямиком влетела в бетонную стенку ограждения трассы, так называемую отбойную, и от страшного лобового удара сплющилась в гармошку…» Ну и что это? Несчастный случай?
Глава 6
ВЕРСИИ СЛЕДСТВИЯ
Егор нервно повел головой, ловя легкий ветерок, приятно холодящий волосы. Хорошо хоть, шлем не торопят напяливать, а то совсем бы спекся. Впрочем, это, наверно, говорило в Егоре прежнее желание приспустить пар. Хотя одежки на нем по такому теплу было и многовато: шерстяное белье под комбинезоном для защиты от пота и сквозняков, страховочный подшлемный воротник «хенс», плотно, как хомут, облегающий шею, высокие ботинки. Но чувствовал он себя вполне комфортно, поскольку сам комбинезон был тщательно подогнан, гладко, словно вторая кожа, облегал фигуру.
На приятном серебристом оттенке комбинезона броско выделялась эмблема команды «Маньярди». Такая же эмблема была и на капоте болида, в котором Егор ожидал своего часа. Он старательно считал круги, которые делали периодически проносившиеся мимо машины с такими же эмблемами их «конюшни». Да, виражи ребята отрабатывали вполне добросовестно, рисково — почти как на соревнованиях. Сейчас они отстреляются, и тогда покатит он — начнет Испытывать на трассе модель, на которую его команда пересядет в следующем сезоне. Вот он, главный принцип богатеньких участников «Формулы»: каждый год на трассах новая машина — более совершенная, более мощная, чем предыдущие, у каждой команйы своя, и у каждой команды — секреты, охраняемые от конкурентов как святая святых…
— Ну что, русский, покатишь или так и будешь стоять? — услышал он сквозь рев в очередной раз проносящегося мимо болида.
Рука говорившего красноречиво постучала по шлему, который лежал у Егора на коленях. Это был Макс, с неприятно улыбчиво-угодливым выражением налице. Внешне все вроде правильно, так все вроде и должно быть: раз Егор пилот, то для обслуги он бог и царь, и механик перед ним должен лебезить и заискивать. Но Макс не просто лебезил. Он глядел с нарочитой, шаржированно подчеркнутой угодливостью, за которой явственно угадывалась издевка.