Вот она-то, Олеся, Леля, Лялька, и была действительно едва ли не главной причиной того, что Егор оказался во Франции.
Странное дело, он давно уже привык распоряжаться жизнью, вгонять ее в удобные для себя рамки, и только с Олесей у него это никак не получалось. Это была загадка, его математический ум не мог объяснить таинственную власть над ним этой женщины, но тут уж Соболевский ничего не мог с собой поделать — власть эта существовала, и Лялька могла делать с ним все что угодно. Она и делала. Причем могущество ее возникло далеко не сразу, поначалу все было совсем по-другому.
Когда-то, когда он только-только вошел в силу, Олесю порекомендовал ему один друг. Порекомендовал не в качестве даже секретарши — все знали, Соболевский предпочитал секретарей-мужчин, дело есть дело, — он порекомендовал ее как компаньона сопровождения, эскорт-леди.
— А что это такое? — удивленно спросил Аркадий Яковлевич, в те времена недостаточно еще искушенный в красивой жизни нуворишей.
— Ну… как бы это тебе сказать, — старательно подбирая слова, объяснял друг. Он недавно женился, отчего, вероятно, и вынужден был отказаться от Олесиных услуг. — Компаньонка — это… как бы поделикатнее… она ездит с тобой на приемы в качестве твоей дамы… Следит за тобой в поездке — чтобы рубашка свежая, чтобы галстук в порядке, чтобы все по этикету… Ну и прочие… дамские услуги, если у тебя возникает такая потребность…
— И что, она, со своим, как ты говоришь, романно-германским отделением филфака, — и довольна такой работой?
— Еще как довольна! Она ж не задаром все это делает, у нее расценки… Что, вроде как презираешь? Да ты посмотри на нее сначала! А потом подумай, только честно: ну не пойди она в эти самые компаньонки— и что бы ей светило? Место училки в школе?.. Нищенская зарплата, которую и выдают-то через месяц, через два… А потом… Да нет, ты попробуй ее в деле и сам поймешь — у нее особый талант. Да-да, талант, вроде как у гейши какой… Она тебе и жена, и секретарь, и переводчик, и прислуга. Держит себя независимо, это да, но все равно ты для нее царь и бог — плати только. Ну и, конечно, веди себя без хамства. Она, между прочим, еще и не ко всякому пойдет…
Предлагая свою «гейшу», друг знал, что делал: сам прошел тот же путь, что и Соболевский, а потому как никто знал, что надо мужчине, живущему такой напряженной и нервной жизнью. Знал проблему, так сказать, изнутри. Вот, к примеру, еще вчера ты был никто, а сегодня добился своего, стал уважаемый человек, по-настоящему разбогател, а разбогатев, обнаружил, что мир вдруг открылся перед тобой как огромный супермаркет. Теперь ты можешь попробовать и позволить себе все, что только душа пожелает. Ты упиваешься этим своим могуществом, пробуешь его на одном, на другом — и вдруг обнаруживаешь, что могущество твое распространяется на все, кроме баб. То, что можно купить за деньги, — это не для души, а так… для разового употребления. А для души, чтобы по любви, — этого за деньги не купишь. И выходит, что как ты раньше их в себя влюблять не умел, так и сейчас не умеешь, как завидовал другим, умелым и везучим, так и завидуешь, и деньги тут ничего или почти ничего не решают. И ты, со всеми своими миллионами, начинаешь комплексовать как прыщавый подросток. Так вот, Лялькин талант как раз в том и заключался, чтобы избавлять от этого комплекса, помогать себя чувствовать настоящим мачо и покорителем женских сердец…
Внешне она Аркадию Яковлевичу очень понравилась сразу, с первого взгляда. Понравилась и в постели, когда он, посмущавшись какое-то время, решился все-таки проверить и качество «прочих» ее «дамских услуг». Услуги оказались на высоте, но и сам он неожиданно оказался на высоте тоже. Да еще на какой! Такого с ним прежде никогда не бывало!
Он был вовсе не дурак и понимал, что всего лишь покупает женщину и очень может быть, что она ложится с ним в постель с отвращением. Но новая его служащая мало того что ничем не дала этого понять, наоборот, как-то так умно и тонко восхищалась его мужскими качествами, что он довольно скоро простодушно поверил: да, он таки действительно очаровал ее своими достоинствами. А что, разве такого не может быть? Конечно, он мужчина в возрасте, но еще вовсе не стар; он богат, талантлив, почему бы и нет? Яд ее тончайшей и искуснейшей лести (а лесть, как известно, разъедает защиту самого изощренного ума) проникал все глубже, и Аркадий Яковлевич почти сразу подсел на него как на наркотик, хотя пытался в порядке самозащиты говорить себе, что ему, в сущности, наплевать на то, что она думает и чувствует на самом деле. Деньги давали ему на это право, и никто, похоже, законность этого права оспаривать не собирался. Так он думал, все еще не обнаруживая той зависимости, в которую попал вкупе со своим изощренным умом, способным, казалось, предвидеть все на свете…