— Слушай, — сказал он ей однажды, — есть у меня очень интересная затея, а осуществлять ее некому. Не заинтересует ли она тебя, моя птичка?
— Батюшки, какое доверие! С какой такой стати?
— Ну не хочешь, как хочешь, — равнодушно сказал он, видя по ее глазам, что наживку она уже заглотила.
Она встала, обошла стол — они сидели на веранде за утренним чаем, — шаловливо плюхнулась ему на колени.
— Ладно, Арканчик, кончай дурака валять. Давай рассказывай, что за дело.
Он ссадил ее с коленей.
— Хорошо, рассказываю… Только имей, пожалуйста, в виду: возьмешься — буду спрашивать как с любого своего подчиненного.
— А вы, буржуи, по-другому разве умеете?
— Помолчи. Значит, запомнила на будущее: одно дело наши с тобой семейные, так сказать, дрязги, другое дело — бизнес. Одно другого не касается. Тут я с тебя семь шкур спущу в случае чего — и не поморщусь.
— Не возражаю. Я даже не против, чтобы ты так же и в семейной, как ты это называешь, жизни — семь шкур-то… В койке, например…
— Ну-ну, будет, Леля, я уже серьезно с тобой разговариваю!
— Все, молчу!
Вот теперь, когда он был уверен, что она настроилась наконец на серьезный разговор, он решил прочитать ей небольшую вводную лекцию — вреда не будет, а польза может оказаться явная.
— Значит, так. Ты, наверно, не могла не замечать, что поведение людей можно разделить на два основных типа. Первый — это когда человек занят бегством от неприятностей, второй — это когда он занят погоней за успехом. Я предпочитаю второй тип — при этом как-то более внятно видится будущее. Понятна мысль?
— Йес, сэр! — гаркнула она и захохотала. — Давай все же к делу, зайчик, а то я так вся истомилась, аж чесаться сейчас начну.
— Хорошо. Ты слышала, я решил вложить деньги в автоспорт?
— Еще бы не слышать! Уже все телеканалы вой подняли, особенно московские.
— Не бери в голову. Московские сами хотели бы что-нибудь такое учудить, да кишка тонка. Короче, решено — значит решено, и пусть их воют. Не все же мне сибирскими промыслами заниматься, хочу и московских пенок немножко снять. — Он подмигнул ей. — А что касается воя… Это все совковое воспитание в ребятах говорит. Никак не привыкнут, что человек может тратить свои деньги на все, что он хочет, в том числе и на свои причуды. — И снова весело подмигнул ей.
Вот такой он ей нравился, и даже очень. Когда он был вот такой, становилось ясно и понятно, и откуда у него его капиталы и почему с ним считаются и бандюги, и конкуренты, и Кремль.
— Мне нужна будет своя гоночная команда, понимаешь? Наша, отечественная команда. Для этого я сначала куплю французскую, подниму ее, чтобы деньги начала приносить, а ты тем временем найдешь мне первого кандидата для нашей команды, и мы пошлем его на обучение туда, за границу. Мысль ловишь?
— То есть потом он вернется сюда и создаст команду, так, что ли?
— Примерно так. Вернется как спортсмен мирового класса или как тренер — будет видно. Вот это и есть твоя задача: найти у нас в России самого подходящего для этого дела малого и сразу начать его раскрутку, поняла? Как раскручивают всякую эстрадную попсу, так и его раскрутишь. Вот это и будет твой бизнес.
— Слушай, Аркаша… а может, сразу привезти этих французов, да и объявить их нашими… Как вон в футболе делают…
— Нет, Олеся, так нельзя. Ты представляешь, какая тогда тут поднимется вонь? Если я начну западных-то покупать? Пусть уж свой будет. Патриотизм, так сказать. Маленько вникни в дело, узнай, кто там больше всего подходит. Кольцевик какой-нибудь. Вот и найди лучшего! Получится — от меня тебе будет приз.
— А не получится?
— Такого и быть не может. Должно получиться. Ты, главное, помни: не бег от неприятностей, а погоня за успехом — вот наш с тобой девиз по жизни!
Знал бы он тогда, какую мину заложил под собственное пусть трудное, неустойчивое, но счастье.
Блондинистый Брэд Питг, как называла Олеся Калашникова, похоже, тронул бронированное сердце его красавицы. Некоторые подозрения шевельнулись в его душе еще до отъезда гонщика во Францию. Был некий момент на прощальном фуршете. О котором ему, разумеется, тут же донесли и который свидетельствовал о возможности существования неких отношений между его подругой и гонщиком. Тем более что она, его птичка, поперлась провожать Калашникова в аэропорт. И там был между ними некий разговор…
Но он, соперник, уезжал, она оставалась, чего же огород городить? Нет, до ревности он не опускался, да и вообще, куда Лелька от него денется, как бы ни демонстрировала свое презрение к деньгам? Никуда. А посему он тогда и не провел никакой превентивной работы, выражаясь языком правоохранительных органов. Подумал, что рассосется. Шли месяцы, Лелька была рядом, под рукой. Правда, стала еще более раздражительной и злобной, но не все же время. Бывали и минуты такого упоительного блаженства, что он начисто забывал обиды и прощал ей все ее выходки.