— Ну что опять уши прижал? — хмыкнула она. — Веди показывай, как ты тут живешь.
Похоже, никакие его заклинания не помогли: он увидел стоявший во дворе «фольксваген» Селин, видимо, она уже ждала его, хозяйничала в апартаментах.
— Может, сначала тебя устроим, — предложил он, — а потом уж все остальное?
— Экие вы, мужики, смешные! — снова хмыкнула она. — Нашкодите — и в кусты. Давай-давай, веди к себе. И нечего крутить хвостом!
«Да что ты мне, в конце концов, мать, что ли? Законная жена? Опекунша?» — возмутился про себя Егор.
— Ну пошли.
Селин сидела у горящего камина, стол в номере был накрыт для ужина, все тут было красиво и торжественно.
— Наконец-то! — сказала она, едва дверь открылась. — Я тебя уже заждалась, шери! — И осеклась, увидев незнакомую женщину, которую Егор, как положено, пропускал впереди себя, стараясь в то же время оказаться в комнате одновременно с ней.
— Знакомься, Селин, это жена моего босса, Олеся Викторовна, — представил гостью Егор.
— Здравствуйте, мадам! — приветливо улыбнулась Селин.
Олеся Викторовна так бесцеремонно разглядывала француженку, словно та была и не девушка, а специально выставленный посреди номера манекен. Повисла было неловкая пауза, но Селин легко разрядила ее, хотя и прочла в глазах гостьи неприязнь, спросила у Егора:
— Мадам надолго? У вас дела? Я лучше приду в другой раз, шери?
— С чего ты взяла? — буркнул Егор. — Мы сейчас снимем мадам номер, и она пойдет к себе…
— Да? — с сомнением спросила прозорливая Селин. — По-моему, она смотрит на тебя как хозяйка… Знаешь, я, пожалуй, все же пойду, Жорж. Хорошо?
— Да-да! — одобрительно вклинилась Олеся Викторовна, не скрывая своего злорадного удовольствия. — Давай на выход, подруга! Гет аут, — грубо добавила она почему-то по-английски.
— Вообще-то я говорю и по-русски, мадам. — Теперь уже Селин окинула гостью насмешливым взглядом, поцеловала Егора, ласково провела рукой по его волосам и направилась к двери.
— Я тебя провожу! — Егор выскочил за нею, они спустились во дворик. — Извини, что так вышло! Она приехала совершенно неожиданно. Типа инспекторской проверки. К нам приехал ревизор. Я не мог тебя предупредить…
— Да ты не нервничай так, не волнуйся, — улыбалась Селин. — Я все понимаю: она хозяйка, это бизнес.
— Я люблю тебя!
Он обнял девушку, крепко прижал к себе.
За нескончаемо долгим поцелуем, кусая красивые губы, наблюдала из окна Олеся Викторовна.
Когда Егор вернулся в номер, ему показалось, что недобро сверкающие глаза Сомборской покраснели.
— Ну садись, «шерри», — ерничая, произнесла Олеся, бесцеремонно наливая себе вина из фирменного гостиничного кувшина. — Поговорим… — Она первая уселась за приготовленный для другой прибор. — Господи, я-то расстраивалась, когда узнала, что у тебя женщина: ах, француженка, ах, отобьет у меня мальчика. И что же я вижу? Какую-то пигалицу, какую-то уличную дешевку! — Как и предполагал Егор, она хамски издевалась. — Ты посмотри, кто она, и кто я! Разве можно нас сравнивать?!
— Кто тебе сообщил? — угрюмо спросил гонщик, так и не присев к столу.
— Кто надо, тот и сообщил, — отрезала она. — Я, между прочим, знаю о каждом твоем шаге. — Олеся привычно отвела за уши белые пряди, подняла бокал с вином, посмотрела через него на огонь в камине. — Господи, как только они такую дрянь хлещут, да еще и нахваливают… — Помолчала. Сказала, тяжело роняя слова: — Некрасиво это, Егор, кусать дающую руку… Ладно, попробуем забыть об этом… инциденте. Ты рад? Ты ведь, наверно, даже и не мечтал, чтобы тебе все это просто так сошло с рук, а?
— Я о тебе вообще не мечтал, — буркнул Егор. — Сошло, не сошло… Детский сад какой-то. О чем тут торговаться, если я ее люблю?
— Ну вот, сразу и «люблю»! — поддразнила она и вроде как пошутила: — Я ему всю молодость и красоту, а он мне тут изменяет…
— Молодость и красоту — это не мне, — не захотел поддержать шутку Егор.
— Ну да, конечно, — раздраженно сказала она, — я же сама тебе навязалась… А ты меня, старую кошелку, осчастливил.
И вдруг несколько злых слезинок поползло по ее щеке. Она отвернулась, чтобы Егор не видел этой ее слабости. Но Егор увидел и произнес как можно мягче:
— Послушай, Олеся! Я все сказал тебе еще там, в аэропорту, полгода тому назад.
— Пять месяцев, — поправила она.
— Не важно. Ничего между нами быть не может, ни-че-го! Я люблю другую женщину, ты принадлежишь другому мужчине.
— Я вот нажалуюсь этому другому мужчине, что ты здесь не делаешь ни хрена, — завизжала вдруг она, делаясь вдруг некрасивой, жалкой, стареющей женщиной. — Только за юбками волочишься! И он выпрет тебя из команды! Ты вернешься назад, босяк!