Стюардесса разносила напитки. Егор снова взял коньяк, опрокинул и тут же попросил новую порцию. Напиться, что ли? Ничего более не оставалось. Как круто она взяла его в оборот, хозяйка хренова! Мстит за напрасно прожитые минуты? Ибо он все же устоял прошедшей ночью, хоть и жалко ее было, а распахнутые в удивлении глаза Селин, когда она смотрела, как по-хозяйски вела себя с ним Олеся, эти глаза удержали его от измены. Он все же сумел выпроводить ее из номера, там, на «французской стороне», он чувствовал себя увереннее. Олеся постеснялась устраивать скандал в гостинице. Смирилась, ушла в свой номер. Что она там делала, было ясно по пустой бутылке шотландского виски. Но поутру ворвалась Сомборская к нему с видом победным, несмотря на припухшие веки и покрасневшие глаза. И с места в карьер заявила:
— Напрасно ты, Шумахер, решил, что я сдалась. Я своего так просто не отдаю, не строй на этот счет никаких иллюзий. Больше того, я думаю, ты прямо сейчас можешь начать собираться домой, в Москву. Я вовсе не собираюсь оставлять тебя этой прошмандовке!
Егор не поверил, позвонил Соболевскому, и тот подтвердил приказ: «Приезжай, отчитаешься по полной программе».
Эх, храни нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь — что правда, то правда. Он расстроился поначалу, а затем прикинул: что ни делается, все к лучшему. Лучше увезти отсюда взбалмошную барыньку. Подальше от Селин, мало ли что Олеся Викторовна может выкинуть в пылу неудовлетворенной страсти и злобы? Все что угодно. Нагадит так, что век потом не расхлебаешь. Да и с Соболевским встреча нужна. Отчитаться по полной? Да ради бога! Ему есть чем отчитываться. Пусть и итальянец отчитается. И пусть Соболевский покажет наконец, кто в доме хозяин. Он настолько уже потратился, что просто так бросить эту затею с гонками не может, не в его это правилах. А значит, скорее всего, проведет дислокацию, разбор полетов, отмерит всем сестрам по серьгам и отправит его назад, во Францию. А значит, к Селин и к «Формуле».
В общем, нужно уметь находить в плохом хорошее. А хорошего не так уж и мало. Вот и родителей повидает. Соскучились ведь старики. И он тоже соскучился.
«Здравствуй, родина», — угрюмо поприветствовал Москву Егор, утомленный и перелетом, и общением с Олесей Викторовной, всем своим видом постоянно напоминавшей о том, что он теперь словно бы не принадлежит самому себе. Это действовало на него особенно угнетающе.
Родина резко пахла бензином и сразу же поражала словно разлитым в воздухе хамством, липко пристающим к каждому, кто ступал на землю. Нудные, еле копошащиеся таможенники, милиционеры, служащие, которые маринуют тебя, не выдавая багаж так долго, словно собираясь оставить его себе, таксисты, для которых нож острый везти тебя в город…
Впрочем, их, разумеется, ждал лимузин.
— Куда едем, Олеся Викторовна? — почтительно спросил водитель, устроив чемоданы в багажнике. Олеся повернулась к Егору:
— Куда тебя везти, Егор?
Хороший вопрос! А вроде как и ехать-то было некуда: в его квартире жили сейчас родители, сам же предложил им, отъезжая, чтоб апартаменты не пустовали. Но стеснять их уже не хотелось. Свою прежнюю квартиру они пока сдали… Вообще-то он рассчитывал по возвращении из Франции купить себе новое жилье, а стариков так и оставить в своей берлоге. Все правильно напланировал, не учел только возможности вот такого кратковременного, словно на побывку, приезда. Ну и где же ему теперь остановиться? Не у Олеси же Викторовны… Да упаси господь! Может, у Катьки? Тоже нехорошо — навоображает себе всякого…
— Говно вопрос, — не задумываясь, обрадованно отозвалась Олеся, когда Егор поделился с ней своей незадачей. — Родителей действительно незачем тревожить. Повидаешься с ними — и достаточно. А жить тебе надо знаешь где? В нашей, югровской, гостинице. Всем хорошо: и родителям не мешаешь, и тебе удобно, и мне. Всегда под рукой, да, зайчик? И если Соболевскому понадобишься — тоже удобно. Гостиница-то от центрального офиса всего в двух шагах…
Егор быстро прикинул. У «Югры» действительно была роскошная гостиница. Правда, он только слышал об этом, но слышал так много, словно и сам там побывал. Смущало его только одно: опять он не будет принадлежать самому себе, будет легко достижим и для Олеси Викторовны, и для кого-то еще… А, черт с ними со всеми! Ведь это всего несколько дней.
Егор был изрядно пьян — набрался-таки в самолете и оттого пассивен, а может быть, потому и набрался, что предвидел: не отвяжется она от него, будет добиваться своего.