После происшествия в особняке господина Гордона девушка в заведении не появлялась.
Полиция взялась за поиски беглянки. Тогда, несколько месяцев тому назад, они ничем не увенчались.
Но нынче, разглядывая фотографию в одной из газет, сравнивая ее с той, что была в распоряжении полиции, офицер все более убеждался, что на обоих снимках изображена одна и та же девушка. Да, в первом варианте она длинноволосая кареглазая блондинка, во втором — коротко стриженная шатенка, почти брюнетка, с ярко-синими. глазами. Но изменить прическу, цвет волос и даже глаз — дело пустяшное. Овал лица, форма носа, подбородка, разрез глаз — все это совпадало!
В первом случае речь шла о Мари Готье, во втором — о Селин Дюссо. Но и перемена имени не такая уж проблема.
Из газетной статьи было ясно, где искать девушку. Но совершенно очевидно, что искать ее будет не только полиция. И следует, пожалуй, не торопить сыщиков. Нужно установить за русской наружное наблюдение. Возможно, бывший патрон решит убрать ослушницу — а это вполне реальное уголовное дело, за которое можно упрятать убийцу за решетку, если оказаться в нужный час в нужном месте. А заполучив в руки одного, можно размотать целый клубок преступлений международного масштаба. Наркоторговля, — как известно, бизнес интернациональный:
Турецкий без труда нашел нужный адрес, позвонил. Дверь отворила невысокая пожилая женщина с тусклыми, безжизненными глазами. Видимо, мать Егора Калашникова. Они с мужем снова перебрались на свою старую квартиру.
— Полина Тимофеевна? — на всякий случай уточнил Турецкий.
Женщина слабо кивнула.
— Моя фамилия Турецкий. Я вам звонил…
— Да-да, проходите.
— Кто там, мать? — раздался из комнаты мужской голос.
— Это следователь, Андрюша. Помнишь, звонил? Вы раздевайтесь, проходите.
Александр прошел в комнату, и ему сразу показалось, что там присутствуют несколько человек, хотя на самом деле возле телевизора сидел лишь ссутулившийся старик. Ощущение многолюдности создавали фотографии, развешанные по стенам, стоящие в рамочках на полках, на телевизоре, на столе. Со всех снимков, групповых и портретных, улыбался широкой, обаятельной улыбкой симпатичный светловолосый парень.
— Это все Егорушки нашего фотографии, — объяснила Полина Тимофеевна и всхлипнула. — Потеряли мы голубя нашего…
— Тихо, тихо, мать, ну чего ты опять?
Отец Егора встал, подошел к жене. Турецкий увидел, что он еще нестар, просто сутул, и выражение лица то же — потерянное… М-да, нет ничего тяжелее, чем разговаривать с родителями погибших детей. Пусть и взрослых. Взрослых-то детей терять, пожалуй, еще тяжелее. По молодости и сил побольше, чтобы горе пережить, да и можно еще народить…
А этим двоим старикам что осталось в жизни? Фотографии рассматривать и плакать…
— Вы чего пришли-то? — не очень дружелюбно спросил Калашников.
— Андрей Иванович, вы уж извините, что потревожил. Я веду дело по факту гибели вашего сына.
— А что его вести, дело-то? Вроде как несчастный случай. Или нет? — Старик глазами впился в Александра.
— Вот это мне и предстоит выяснить. Вы позволите, я присяду?
— Конечно-конечно, вот сюда, к столу. Может, чайку выпьете? — засуетилась женщина.
— Нет, спасибо.
Супруги уселись напротив Турецкого, прислонившись плечо к плечу, безмолвно поддерживая друг к друга. Александр еще раз вздохнул. Смотреть на них было невозможно. Тем не менее разговор нужно было начинать.
— Скажите, пожалуйста, не было ли у вашего сына врагов, недоброжелателей?
— Здесь, в Москве? Да вы что! Егорушку так все любили! — всплеснула руками женщина.