– Все нормально, нашу машину увозят.
– Куда увозят? Кто?
– Я же тебе рассказывал вчера, или ты уже забыла?
– Ты что-то путаешь.
– Ничего я не путаю, – пробурчал Горелов, – сделай мне чай покрепче, с лимоном, а то я на работу опоздаю.
Он попил чая, безо всякого аппетита позавтракал и отправился в лабораторию.
У двери кабинета его встретила Екатерина Олеговна Маслицина.
– Доброе утро, шеф.
– Ой, не доброе утро, Екатерина. Что-то я совсем…
– Что случилось?
– Ничего особенного, вот попал, знаете ли, вчера в ресторан, а без тренировки тяжело. Что у вас?
– Графики хотела показать.
– Займемся этим после обеда.
– Как скажете, Николай Матвеевич, – молодая женщина кокетливо покачала дискетой, на безымянном пальце левой руки сверкнул бриллиантом перстень. – «Да, шеф явно не в форме». – Может, чай? – спросила женщина.
– Если вас не затруднит.
– Конечно!
Она заварила шефу большую чашку крепкого чая и покинула маленький кабинет.
Горелов включил компьютер и уставился в мигающий монитор.
Глава 2
Черная «Волга» с тонированными стеклами и двумя антеннами спецсвязи въехала в Арбатский переулок, узкий и пустынный. После центральных улиц, залитых светом и сияющих рекламой, генералу ФСБ Федору Филипповичу Потапчуку даже показалось, будто он попал в другой город, перенесся в иное время, что жизнь отбросила его лет на двадцать назад в дни, когда он был молод, полон сил и уверен, что завтра для него непременно наступит. В последние годы он иногда стал сомневаться в этом непреложном для молодых факте. Генерал не сразу вышел из автомобиля, огляделся. Он пока еще не мог привыкнуть, что конечная цель поездки находится именно в этом узком, темном и сыром переулке. Но работа есть работа, Потапчук знал: скоро привыкнет и к этому месту, и все действия дойдут до автоматизма, он даже выучит, сколько шагов от арки до угла, от угла до подъезда.
Федор Филиппович взял новенький портфель с заднего сиденья и коротко бросил водителю:
– Стой здесь. Если будет надо, я с тобой свяжусь.
– Хорошо, Федор Филиппович, – моложавый водитель взглянул в зеркальце заднего вида на то, как пожилой генерал с трудом выбирался из машины.
Потапчук аккуратно закрыл дверцу и переложил портфель из правой руки в левую.
«Привычка – вторая натура, – подумал генерал, взвешивая новый портфель, – отвыкну от старого, привыкну и к тебе».
Он шел неторопливо, пару раз оглянулся. Переулок был пуст. Свернул за угол, прошел полквартала, оказался в арке. Постоял минуту, глядя на зажженные окна старых домов.
«Тепло, уютно, хорошо, без забот. А у меня очередная проблема, очередная головная боль».
Генерал взошел на высокое крыльцо, пробежался пальцами по клавишам кодового замка. Он медленно поднимался, делая остановки на каждом этаже, чтобы перевести дух. К пятому этажу Федор Филиппович окончательно выбился из сил и, стоя на площадке, подумал: «И дернул же меня черт выбрать именно такое место. Шестой этаж! Нет чтобы найти где-нибудь местечко на втором этаже. Есть же такие здания в центре города. Да ладно, что теперь думать, если все уже расставлено на свои места».
Он поднялся на маленькую площадку, безуспешно попытался восстановить сбившееся дыхание и дважды коротко нажал кнопку.
Глеб встретил гостя с меланхоличной улыбкой на лице. Он был в свитере с высоким горлом и в джинсах.
– Хороший портфель, Федор Филиппович, – произнес Глеб, принимая портфель из рук генерала ФСБ.
– Не могу к нему привыкнуть, не прирос он ко мне, а я к нему душой не прикипел. Старые вещи всегда ценны, их знаешь, чувствуешь характер, с годами они становятся живыми.
– Не стоит привыкать к вещам.
– Конфуций, – тут же произнес Федор Филиппович. – Я это изречение знаю, в свое время работал по Китаю.
– И где вы, Федор Филиппович, только не работали!
– Да уж, поносило меня.
Глеб принял серый плащ, кепку и пригласил гостя к столу. Потапчук устроился в кресле.
– Понимаешь, Глеб. Старость – она и есть старость. Здоровье не то, чуть влез на твой этаж.
Наверное, то же самое испытывает альпинист, забравшись на Эверест.
– Вы и скажете! Шестой этаж – не Эверест.
– Кому как. Все в мире относительно, Они четверть часа миролюбиво болтали о всяких пустяках, генерал пил чай, а Глеб – крепкий кофе.
Наконец Потапчук поставил чашечку на блюдце и подвинул к себе новый портфель.
– Меня вчера вызывал шеф, разговор состоялся – не из приятных.
– Судя по вашему лицу, да, – улыбнулся Глеб.
– Тебе бы все подкалывать, ничего от тебя не утаишь.
– Вы и не пытались.
– Это точно. С тобой следует быть откровенным, как с врачом или адвокатом, а может, еще более, – Потапчук держал портфель на коленях и не спешил его открывать.
Глеб налил себе еще кофе.
– Где ваш портсигар?
– Портсигар на месте, но он пуст.
– Почему?
– В моем возрасте от вредных привычек приходится отказываться. Не пью кофе, стараюсь не курить…
– Наверное, правильно, – поддержал генерала Сиверов.
– Но портсигар в кармане ношу. Это привычка: засунешь руку в карман, и, если нет портсигара, начинаю нервничать, хотя знаю, сам его выложил…
– В верхний ящик стола, – подсказал Сиверов.
– Откуда знаешь?
– Несложно догадаться.
– Может, тебе известно, что еще лежит в ящике? Ты же у меня в кабинете никогда не был.
– Могу попытаться отгадать: карандаши, точилка, резинка.
Генерал возился с замочком.
Наконец, чертыхаясь, Потапчук открыл портфель:
– Замок новый, привыкнуть к нему не могу.
– Вижу.
Потапчук вытащил толстую серую папку со старомодными тесемками, аккуратно завязанными на бантики.
– Федор Филиппович, зачем вы столько бумаги с собой носите? Сбросили бы все на дискету и принесли. Места много не занимает…
– Это вы, молодежь, привыкли к компьютерам, а я люблю старомодную пишущую машинку, люблю писать чернильной ручкой. Ваши дискеты, диски лазерные, стриммеры-шминнеры – не для меня. Я человек другой формации, я из племени динозавров, которые постепенно вымирают. Таких, как я, осталась дюжина, может чуть больше, во всей нашей конторе.
Глеб молчал, глядя на толстую серую папку в руках генерала.
– Посмотри, потом поговорим.
– Лучше на словах в курс дела введете, чтобы я знал, что смотреть, на что внимание обратить, а что можно пропустить.
– Пропускать ничего нельзя, я отсортировал, принес лишь необходимое, главное. Все документы в десять моих портфелей не влезут, гора бумаг, будь здоров, вот такая, – и Потапчук показал рукой от пола до крышки стола. – И со мной бумаг немало, смотри, Глеб.
Сиверов развязал тесемки, подошел к большому столу в дальнем углу комнаты, зажег свет и принялся разбирать документы. Он просматривал их бегло, скользя взглядом по строчкам, графикам, картинкам, кое-что прочитывал внимательно. Дольше всего задержался на фотографиях. Не досмотрев документы до конца, повернулся к Потапчуку.
– Я сразу подумал, что не все так просто с академиком Смоленским.
– Вот и я, Глеб, подумал так же. Только ты просто подумал, тебе интуиция подсказала, а у меня появились факты. Ты дальше смотри.
Больше четверти часа Глеб стоял над бумагами, затем аккуратно сложил их, завязал тесемки, вернул папку Потапчуку.
– Что я должен делать? Генерал передернул плечами.
– Академик Смоленский был серьезной фигурой, под его программы давали большие деньги. И правительство России выделяло, но больше всего – американцы. Уже получено от американцев и истрачено четырнадцать миллионов долларов на утилизацию и переработку химического оружия, строятся два крупных завода. Теперь Смоленского нет, а все замыкалось на нем, он всем руководил.
– Нет достойной замены?
– Незаменимых, Глеб, как говорили и говорят, не бывает, хотя я с этой истиной не согласен. Надеюсь, ты тоже так считаешь?