- Мы здесь тоже не скучаем, – говорила Лернэ. – У коровы теленочек будет, за нею надо присматривать. Сбор урожая на носу, надо столько всего успеть! А я еще я прялку раздобыла и хорошую шерсть, будут всем к зиме теплые вязаные шарфы. Здесь нынче тихо…
- Конец вашей тишине, – улыбнулся Гера. – Скоро такой шум поднимется, что ты и о прялке позабудешь!
- Клима приедет?
- Не только Клима, а еще все ее охранники, несколько штабных, новый казначей и Гулька. К вечеру доберутся. Я вперед поехал, чтобы вы тут готовились.
- Ну, если Гуля будет, то шуму и правда поднимется много, – решила Лернэ. Она видела наставницу досколетчиков обды всего один раз, но этого хватило, чтобы составить впечатление. – А Ристя приедет?
- Не знаю, – Гера пожал плечами. – Вчера, когда Клима говорила с ней по Тенькиному зеркальцу, Ристинка была на пути сюда из Фирондо. Если Гулькины ученики успели ее встретить и доставить к нам в лагерь – то вечером увидитесь. Кстати, о Теньке. Он в ваших краях не объявлялся? А то три недели назад заявил, что на разведку его уже не тянет, ратные подвиги не прельщали никогда, сердце требует серьезной науки, а в палаточном лагере под Кайнисом «ни зеркало нормальное не поставишь, ни табулятоид», что бы это ни значило. Уехал, все зеркальца Климе оставил, и с тех пор мы о нем не слышали.
- Тенечка у нас, – поведала Лернэ, заходя во двор через калитку и снимая крючок с ворот. – Только он в последнее время странный какой-то стал…
- Что, ЕЩЁ более странный? – фыркнул Гера, распахивая ворота, чтобы мог пройти конь. – Разве такое возможно?
- Тенька немножко рассеянный, – Лернэ положила розу на землю и помогла затворять створки за прошедшим на двор жеребцом. – А нынче сам не свой сделался. Неделю назад спустился к нам, глаза блуждают. Срезал с герани на окне большую ветку и обратно убежал. Унес к себе досточку, молоток и гвозди. А однажды заявил, что наше общество стоит в начале технического развития, и это его угнетает. Третьего дня вовсе песни пел! Гера, ты помнишь хоть раз, чтобы Тенечка пел?
- Не-а, – мотнул головой юноша.
- И я! За всю жизнь!
Гера задумался.
- Может, у него очередная зазноба появилась?
- Откуда? – вздохнула Лернэ. – Он из дому-то не выходит! Даже обедать почти не спускается. А начнешь его уговаривать – уже ел, отвечает. У себя в комнате сам с собою о чем-то бормочет на разные голоса. А иногда при нас говорит не по-людски, гундосит что-то, шипит, языком щелкает...
- Разберемся, – постановил Гера.
Расседлав коня, они зашли на веранду. Там Лернэ развернула розу, огромную, алую, пусть и слегка поникшую, и принялась пересаживать ее в горшок с землей. Веранда была уставлена горшками: розы и фиалки, герань, буйно цветущие ромашки и даже сильфийский укроп.
- Помнишь? – указала девушка на белый розовый куст в большом вазоне. – Это ты привез мне из-под Гарлея. А вон ту золотистую розу – из самого Гарлея.
- Все помню. Особенно укроп, – подхватил Гера, – А вот эти фиалки – из деревеньки под Косяжьей крепостью, что далеко к югу отсюда… славно они у тебя разрослись.
Лернэ улыбалась, тонкими пальцами приминая рыхлую сырую землю вокруг стебля, а солнечные лучи сияли на ее волосах, пыльной малиновой юбке, и на чудном румяном личике. Гера любовался ею, а она любовалась Герой. И им обоим казалось, что нет в мире лучшего счастья, чем просто смотреть друг на друга и беседовать среди цветов после долгой разлуки.
На веранду выскочила бойкая Герина сестричка, вслед за ней, ахая, прибежала матушка, а потом явился отец и посулил сыну серьезный разговор, который тут же решено было отложить до конца обеда. Ведь не абы-кто явился, а герой с войны! Его и накормить надо, и отмыть, и, самое главное, наглядеться вдоволь.
Уже на пороге Тенькиной комнаты Гера удостоверился, что с другом и впрямь неладно.
В комнате было прибрано.
Не то чтобы совсем уж ни пылинки, но даже это было на Теньку не похоже.
Не валялись по всему полу пернатые доски, кипы бумаг на столе не громоздились как попало, а были разложены в аккуратные стопочки. С потолка не свисали ромашковые веники, а на стенах не чернели пятна сажи. От сундука не пахло пролитыми реактивами: разномастные колбы чинно были расставлены на деревянной полке – видимо, специально для них прибитой при помощи того самого молотка и гвоздей, о которых упоминала Лернэ.
Окончательно добил Геру куст герани на подоконнике. Нормальной, цветущей, аккуратно подстриженной и ухоженной герани безо всяких колдовских изменений. Юноша был не в состоянии представить себе ту неведомую силу, которая заставила друга прибраться, вытереть пыль и – высшие силы! – прибить на стену полочку для реактивов.
Единственной привычной вещью в комнате было здоровенное радужно поблескивающее зеркало в массивной деревянной оправе, но даже эта оправа не выглядела запыленной и поцарапанной.
Сам кандидат в сумасшедшие валялся на застеленной кровати и мечтательно глядел в потолок. Эта знакомая поза, а еще испещренная каракулями записная книжка рядом, несколько успокоили Геру. Но поговорить все же следовало. Юноша перешагнул порог и прикрыл за собой дверь.
Тенька поднял голову от записей, обернулся в сторону гостя и жизнерадостно улыбнулся, приветственно взмахнув рукой.
– С приездом, доблестная армия! Надолго сюда? Чего интересненького на фронтах?
«Друзей – узнает», – машинально подумал Гера, подходя ближе и отмечая, что покрывало на кровати тоже чистое и стиранное как минимум на той неделе.
- На фронтах порядок, – осторожно сообщил он. – Приехал надолго, еще и Клима к вечеру объявится с половиной штаба. Вот-вот конец лета, сборы урожая. И когда сдадут Кайнис, там непременно будет разруха. Поэтому ожидается большое хозяйственное совещание.
- Это дело, – Тенька широко, сочно зевнул и хлопнул ладонью по покрывалу. – Да ты садись! Чего всполошенный такой?
Гера выдохнул и рубанул напрямик:
- Объясни, что с тобой происходит?
- Со мной? – удивился Тенька, одним махом переворачиваясь со спины на живот и отодвигая записную книжку. – А в чем дело?
«На вопросы – реагирует», – сделал Гера вторую заметку, все-таки сел и, воодушевленный, продолжил:
- Лернэ говорит, ты сам не свой стал. Герань разводишь, песни поешь…
Тенька почему-то очень смутился. Гера впервые видел, как у друга под белобрысыми волосами краснеют его оттопыренные уши.
- Больше ты Лерку слушай! Всего куплет-то и пропел, чего сразу панику поднимать?
- А все это? – Гера широким жестом обвел комнату. – Я в жизни у тебя такого порядка не помню! Ты с чего вдруг убираться затеял?
Колдун тоже обозрел окрестности. Как показалось юноше – сокрушенно.
- Это не я. Понимаешь, интересненько получилось… Кто ж знал, что все так далеко зайдет!
- Не понимаю! – решительно отрезал Гера. – Что зайдет? Не темни!
Тенька почесал в затылке и кивнул на зеркало.
- Косинусоида невметической инвекции. Я сперва думал, просто гляну одним глазком… Потом – просто поговорю. А там и в гости, а там и герань, и как-то интересненько все закрутилось! Наверное, и правда придется ее с вами знакомить. Она уже и сама просит.
- Кто? – Гера тоже покосился на зеркало.
- Звезда, – мечтательно протянул колдун и снова развалился на спине, изучая потолок.
«Все-таки рехнулся», – сделал неутешительный вывод Гера, но решил уточнить:
- С неба что ли?
- Пожалуй, с неба… Говорю ж, косинусоида! Эх, а сильфы еще в них не верят!
- Так… звезда сошла с неба, чтобы прибраться у тебя в жилище?
- Говоря объективнее, она вылезла из водяного зеркала, – Тенька качнулся вперед и сел, пятерней взъерошивая вихор. – Смещенное преломление искажает пространство и получается соединение двух относительно удаленных точек. То есть, теоретически – она с неба, а опытным путем сидит внутри зеркала. А для нее – я из зеркала. Вот такая интересненькая относительность… Жаль, к ней не получается пока влезть! Вернее, влезть-то я смогу, а вот вернусь ли обратно – неизвестно. Вот и сижу, – он кивнул на записи, – пытаюсь загнать удельную мягкость временного пространства в формулы твердого порядка, иначе пропаду на веки вечные, и наша злокозненная обда, как водится, меня за это прибьет.