- Ты никогда не будешь на моем месте, – и опять скалится, тараща глаза.
Да уж, Наргелисе и в голову никогда не придет так марать идеалы Ордена. Обды… какая разница, что они правили прежде! Они утратили это право, и надо смириться, идя вперед, а не пытаться возвратить насквозь прогнившие беззаконные порядки.
Почему Ченара этого не понимает?
- Ты не выйдешь отсюда на свободу, обда. Ты будешь гнить в тюремных застенках всю оставшуюся жизнь. Долгую, не спорю, Ордену ни к чему лишние хлопоты, но – невыносимую. Ты не сойдешь с ума, не такой ты человек, но изведешь себя ненавистью и бездействием. Однако если присмиреешь, наиблагороднейший может смилостивиться и разрешить тебе принести хоть какую-то пользу.
- Ты что, пытаешься меня перевербовать? До чего же идиотская затея.
- Сейчас да. Но я погляжу, как ты запоешь лет через десять...
- Не поглядишь. Через десять лет у тебя уже не будет руки, языка и, думается, жизни. Ты ведь не надеешься, что я оставлю тебя в живых? Тебе не место в моей стране. И тем, кто предан Ордену – тоже.
Наргелисе делается противно. Какое будущее может быть у страны, где правит озлобленный звереныш с манией величия?
- Откуда в тебе такая жестокость, Ченара?
- Ты же помнишь, госпожа наставница: я всегда была прилежной ученицей. Даже пошла немного дальше. Нравится, правда?
Она что, на саму Наргелису намекает? Пытается оправдать себя в своих же глазах? Что за чушь! Наргелиса и близко на нее не похожа. Да, ей приходилось убивать, лгать, льстить, порой даже подсиживать коллег. Но никогда она не думала о том, чтобы перекроить государственный строй по своему желанию. Наргелиса не считала себя безупречным человеком, но до этого мерзкого создания ей точно далеко. Руку отрубить, язык… Откуда столько фантазии?
Но не только малолетняя обда умеет фантазировать.
- Десять лет, – повторяет Наргелиса. – Ты будешь молить о пощаде и выложишь все, лишь бы твои страдания прекратились, лишь бы кто-нибудь выдрал, пусть и с мясом, вросшие в запястья кандалы, лишь бы твои глаза увидели хоть лучик солнечного света...
- Пять лет. И я публично казню тебя на главной площади Мавин-Тэлэя. Отрублю руку, язык, а если сумеешь меня умолить – и голову. Пари?
Тогда, в подвале Института, Наргелиса только посмеялась над ее словами. Чуть позже, когда обда со своей шайкой раскроила тяжеловиком окно – подумала, что дело будет сложным, и наиблагороднейшему рано докладывать об успехе. Год спустя, когда разведка донесла, что в Фирондо не приняли обду, Наргелиса ощутила смешанные чувства. С одной стороны, радость, что девчонка провалилась. С другой – понимание. На месте Артасия Сефинтопалы Наргелиса тоже ни за что не доверила бы власть стукнутому об тучу ребенку с замашками палача. С третьей стороны, отказ Фирондо поставил орденскую разведку в тупик. Если веды не замешаны в становлении новой обды, то как же тогда она вообще появилась? Или, что уж совсем глупость, имеет место пресловутое благоволение высших сил? Если высшие силы благоволят этой девчонке, то Наргелиса отныне будет поклоняться Небесам. Она, в конце концов, на восьмую часть сильфида.
Но когда обда сумела сговориться и с сильфами, Наргелиса вовсе перестала понимать устройство мироздания. Перед ее глазами до сих пор стояла нескладная девчонка в горчично-желтой форме, полная дурного гонора, мелочных обид, злобы на весь мир и желания доказать свою исключительность. Как к такой пришли сильфы – непонятно. Наверняка их Небеса недоглядели.
Потом пал Фирондо, а затем Гарлей. Слушая доносы о деяниях обды и ее армии, Наргелиса не могла отделаться от мысли, что не верит. Или девятигодка Клима Ченара и впрямь чуть поумнела с возрастом, или высшие силы спохватились и подменили маленькую стерву кем-то другим.
Прошло уже четыре года из обещанных Климой пяти. И ее угроза в подвале Института больше не казалась Наргелисе совсем невыполнимой. Нет, Орден, конечно, победит, потому что иначе невозможно и вообразить, но сторонниками обды кишит весь Кайнис. И если девчонке вздумается припомнить старые обиды, то бывшую наставницу дипломатических искусств не спасет кинжал под подушкой.
Ночью Юра так и не сомкнул глаз. Сперва он продумывал отчет для начальства, потом глядел из чердачного окна на проявившиеся звезды и думал о Даше. Интересно, если, как утверждают люди, звезды и впрямь не иллюзия, а существуют на самом деле, подвластны ли они Небесам? И если да, то, может, где-то там, среди сияющих точек, блестит и Дашина улыбка? И если Тенька, этот стукнутый об тучу изобретатель, утверждает, что до звезд можно добраться, то не попросить ли его взять Юргена с собой? Тенька хоть и со смерчем в голове, а все же не Клима, и от него можно дождаться бескорыстной помощи. Потому что обда, при всех ее несомненных достоинствах, затребует какую-нибудь поблажку в дипломатических отношениях с Холмами, а этого Юрген никак не может себе позволить…
Мысли постепенно перетекли на Климу, с нее – на Орден, а там сильф спохватился, что уже начало светать и звезды гаснут. Но едва он поудобнее устроился на прихваченном из дома и чудом не потерянном во время падения одеяле, притерпелся к непрерывному шуршанию мышей в углу, волевым усилием отогнал очередной приступ тоски по Даше и понемногу начал проваливаться в тяжелую мутную дрему, как где-то совсем рядом оглушительно грянул взрыв.
Юрген подскочил, решив спросонок, что взорвалось прямо на чердаке, и со всего разгону треснулся головой о потолочную балку. Потерял равновесие, сел мимо одеяла и ударился уже противоположным местом.
- Тридцать четыре смерча! – сквозь зубы ругнулся он, держась обеими руками за ушибленные места и одновременно пытаясь нашарить одеяло.
В гудящую голову деликатно постучали. Потом Юрген сообразил, что стучат не в голову, а в прикрытое чердачное окошко.
- Подождите снаружи, – сдавленно отозвался он.
- Что-что? – окошко приоткрылось, на чердак заглянула Выля. – Я не понимаю по-сильфийски. Собирайся скорее. Мы устроили командованию и часовым неотложное дело, и пока они заняты, я должна успеть провести тебя за стену.
Пользуясь возможностью быть непонятым, Юрген недипломатично выругался еще раз, помянув радикальные методы подполья, Теньку, наверняка приложившего руку к изобретению этих методов, Климу, как организатора всего безобразия, и до кучи низкие чердачные потолки. После чего повторил уже по-принамкски:
- Подожди снаружи.
- Не мешкай, – опять поторопила Выля и скрылась. Если встрепанный ушибленный «воробушек» и показался ей забавным, то она не подала виду.
Минуту спустя Юрген уже вылезал в окошко. На улице было свежо и пасмурно, откуда-то тянуло гарью. Сильф с недоверием поглядел на шаткую лестницу, по которой ему предстояло спуститься, и решил не рисковать во второй раз. Отодвинул разбухшую, пахнущую плесенью конструкцию, свесил ноги, оттолкнулся и легко, точно перышко, спрыгнул вниз.
Ноги приземлились аккурат в центр невысыхаемой лужи, капельки грязи попали на штаны, а одна обидно щелкнула по носу. Выля уже стояла на доске, защелкнув ноги в креплениях и беспокойно озираясь на темнеющую за забором улочку. Юрген поспешил встать позади девушки, лишь украдкой стерев каплю с носа. Вылина доска была одноместной, но сильфа вторым пассажиром вытянуть могла. А крепления совсем не обязательны, когда есть, за кого держаться, и умеешь чувствовать ветер.
Доска взмыла над городом почти вертикально, спеша скорее нырнуть в понемногу тающую дымку облаков. Глядя, как дом с чердаком теряется в безликой мешанине улочек, Юрген опять почувствовал себя свободным.
Ветер ласково раздувал волосы, привычно свистело в ушах и екало в груди, а на губы сама собой наползала мимолетная улыбка. Все-таки небо – это прекрасно! Любое, хоть чистое, хоть с тучами, хоть пронзенное иглами молний, хоть опаленное жаром и огнем. Небо не сгорает в огне, и что бы ни творилось внизу, оно остается таким же, как вчера, позавчера и как тысячу лет назад.
На взгляд Юргена, Выля летала не слишком хорошо. Медленно, то и дело путая встречные ветра с попутными, слишком вихляя вверх и вниз, иногда вовсе проваливаясь в воздушные ямы. Сильф очень удивился бы, узнай он, что на выпускных экзаменах по полетам Вылена Сунар получила высший балл, утерев нос даже сплетнице Гульке.