- Ты не удивлен. Она была связана с ведами?
Дед пожал плечами.
- Трудно говорить наверняка. Объясни сперва причины своего интереса.
Костэн подробно изложил, что ему было известно про оба портретика. На протяжении рассказа дед все сильнее хмурился и впадал в задумчивость, позабыв даже про укропник. Когда правнук закончил, он долго сидел, словно собираясь с мыслями, а потом заговорил:
- Ты хочешь услышать ответы, мальчик мой, но я сам едва их знаю. Моя Неля, твоя прабабушка, была добрым и бесхитростным человеком. Она рано лишилась родителей, которые, пожалуй, могли поведать куда больше. Мне бы следовало расспросить некоторых ее знакомых, но тогда я был слишком влюблен и не задумывался о туманном прошлом ее семьи. Уже много десятилетий спустя я вспомнил о тех странностях, но было поздно – нужные люди затерялись, и я остался лишь с несколькими намеками, из которых невозможно было сделать обоснованные выводы. Я расскажу тебе всё, Костя. Возможно, ты сумеешь понять больше меня.
Старый сильф перевел дух, взял с блюда лепешку, но так к ней и не притронулся.
- Нынче трудно поверить, но когда-то я тоже был молод и часто мотался в Принамкский край с поручениями по части дипломатии и разведки. Шли годы затишья на орденско-ведской границе, поэтому послов принимали в Кайнисе, почти под самым носом у колдунов. Тогда это была не закрытая крепость, а милый провинциальный город, в который не стыдно позвать гостей. Я интересовался бытом людей, поэтому иногда останавливался не в городе, а снимал комнаты у каких-нибудь поселян, имевших лишний угол и желание подзаработать. Однажды я выбрал своим временным гнездом лавку мелкого пригородного торговца – он перекупал на ярмарках разные броские вещицы вроде ваз, чучел и модных шляпок, а потом продавал зажиточным селянам, желавшим блеснуть городским шиком. Так я познакомился с очаровательной женой торговца – моей Нелей. Да, Костя, я отбил твою прабабку у ее законного человека-мужа и впоследствии не жалел об этом ни мгновения. Неля, как я говорил, была сиротой, безропотной наивной девочкой, не красавицей по людским понятиям, на которой женились, чтобы следила за домом, лавкой и нянчила детей. У нее был сын десяти лет… несчастный ребенок. Муж-торговец постоянно пропадал в отъездах и, судя по слухам, не слишком там скучал. Ну а я, как уже говорил, влюбился до кончиков ушей и проводил с Нелей все свободное время, порой даже в ущерб работе. Неля очень много знала о древних людских обычаях, она наизусть помнила не меньше сотни песен, половина из которых была про обд. Неля рассказывала, что ее бабушка родилась где-то у западных гор, в самом сердце ведских земель, но потом семья из-за чего-то перебралась сюда. У нее были потрясающие глаза – искристые, как омуты под солнцем… У ее первого сына были такие же, а наши потомки их не унаследовали. От Нели я впервые узнал о капищах высших сил и о том, как связаны с ними колдуны. Годы спустя Нели призналась, что тоже полюбила меня с первого взгляда, поэтому рассказывала все, что только могла, боясь лишиться моего внимания. Знала бы она, что даже ее молчание сводило меня с ума, – старик покачал головой и смочил укропником пересохшее горло. – Конечно, все быстро открылось. Я заявил, что женюсь на Неле, и за мной была вся мощь тайной канцелярии. Ее муж устроил чудовищный скандал с битьем посуды и выкидыванием вещей. Он орал еще громче, когда я поднял его в воздух и за шиворот подвесил на крюк от потолочной лампы. Сын Нели тогда гостил у родителей ее мужа, в деревне по Зигарскому тракту, и мы рассчитывали забрать его позже. Но улаживание дел с моим начальством заняло некоторое время, и когда мы приехали за мальчиком, было поздно: отец успел прежде нас и увез его куда-то. Неля была безутешна, я клялся, что отыщу мерзавца и верну ребенка матери. В те дни трактирную комнату, где мы остановились, навестил один загадочный человек, представившийся старым другом Нелиной семьи. Я насторожился, но Неля его узнала. Они беспардонным образом выставили меня за дверь, и два часа кряду о чем-то говорили.
- О чем? – подался вперед Костэн.
Дед виновато развел руками.
- Неля знала о моей способности говорить с ветрами и взяла слово, что не буду подслушивать. Я был слишком влюблен, чтобы нарушить обещание, и понятия тогда не имел, как это может быть важно. Наконец, они вышли, Неля выглядела заплаканной, а человек сказал мне: «Если ты и правда так любишь ее, то улетайте на Холмы и будьте счастливы. Но не ищите ребенка, он должен остаться в Принамкском крае. Отец уехал с ним далеко, я сам не знаю дороги, и будет лучше, если не узнаете и вы». Неля тогда смахнула слезу, но согласно кивнула и попросила меня ни о чем не спрашивать. Потом этот человек заходил еще раз и привел художника, который написал с Нели маленький портретик, уместившийся в медальон. На память о дочери добрых знакомых, как выразился этот «друг семьи». Подозреваю, именно о том портретике ты спрашивал меня. Ну а потом мы улетели на Холмы, и больше Неля не возвращалась в Принамкский край.
Старый сильф допил остывший укропник, откусил немного лепешки и небрежно махнул на лампу, порывом ветра убавляя свет: летом северные ночи коротки, за окном на горизонте небо уже начало голубеть.
- Наш сын, твой дедушка, родился вылитым человеком, только глаза сильфийские. Твоя мать походила на типичную орденскую полукровку, хотя была человеком только на четверть. Она не слышала ветров, мерзла зимами, а ее уже мертвое тело развеивалось так медленно, словно Небеса не хотели принимать. Ты почти сильф, мой мальчик, но ветра к тебе по-прежнему глухи, хотя я знал многих могучих воздушных магов, в ком гораздо больше людской крови. Но при этом тебе не чуждо колдовство. Мне кажется, ты даже смог бы сделать выбор: сильфом тебе быть или человеком. Тебя приняли бы и Небеса, и высшие силы.
- Я давно выбрал, – глухо проронил Костэн. – И ветра меня однажды услышали, правда, до сих пор не пойму, как. Я бывал в опасных переделках и прежде…
Старик точно не слышал, неотрывно глядя на занимающийся рассвет. Возможно, в этой сумеречной тишине он видел свою любимую Нелю и ее колдовские, искристые глаза.
- Я много думал с тех пор, – наконец подытожил он. – И мне кажется, что семья Нели была из тех, к кому высшие силы относятся… иначе. И тот «друг семьи» знал, что сын Нели никогда не приживется среди сильфов, и ей объяснил. Кем они были – колдунами, потомками горцев, ярыми борцами за высшие силы против культа крокозябры – мне уже не узнать никогда. Но клянусь остатками волос на моей плешивой голове: именно из-за наследия твоей прабабки тебе так трудно сделаться сильфом и перестать быть человеком.
В старой каменной усадьбе было тихо и пыльно. Уже давно никто не выбивал половики, не пускал по углам сквозняк, который выметал бы паутину и сдувал пыль со шкафов и столешниц. На плите возвышался холодный полупустой чайник, в ящике с посудой стояла одна-единственная тарелка. В доме и окружавшем его саду тоска превратилась в нечто осязаемое, черное и колючее, как сухой шиповниковый куст.
По правде говоря, Юргена здесь ничего не держало. Он мог оставить эту усадьбу и снова переехать к родителям. Жить в знакомой с детства комнате по соседству с Рафушей, привычным путем летать на работу, уплетать вечерами мамину стряпню и в полушутку спорить с отцом.
Или не мог?
Юргену казалось, что в тот миг, когда он улетит отсюда прочь, исчезнет последнее напоминание о Даше. Она растворится навсегда, пропадет, и даже воспоминания о ней раздует ветром. Это у людей есть могилы, куда можно прийти и вспомнить. А сильфы такой роскоши почему-то лишены. Кучка одежды, несколько вещей и собственная память – вот и все, что остается, когда близких забирают Небеса. Поэтому юноша продолжал жить один в пустом и пыльном доме, где убираться не было никакого желания. Пыль тоже помнила Дашу. И этот диван, где сильфида провела их первую ночь супружеской жизни. И стул, под который она любила швырять свою одежду. И фонарь над порогом, который она зажигала, когда ждала его.
И кровать, где они спали вдвоем по разным сторонам.