- Я смотрю, вы предлагаете восстановить многие довоенные соглашения, – отметил Амадим, переворачивая страницу договора кончиком пальца.
- Вы прекрасно осведомлены, – вежливо польстила Наргелиса. – Перья, морские кислоты, масла и кованые изделия высоко ценятся в Принамкском крае. Обратите внимание на проект согласования воздушных трасс и гостиниц-станций под ними для тех, кого в пути застигла ночь. Обда Климэн считает, что уже достаточно сильфов и людей сломали шеи по темноте или заплутали в дороге, отчаявшись отыскать кров. С вашей стороны мы ждем немалой поддержки.
- Что ж, – Верховный одним взглядом окинул всех присутствующих, и стало тихо. Пришел черед решающего слова. – Я готов поспорить с заявлением, будто принамкская армия может в чем-то превосходить нашу…
Только ветру за окнами все было нипочем. В зале для советов воцарилась гробовая тишина. Войны, по совести, не хотел никто.
- …Но к чему споры, – продолжил Амадим как ни в чем не бывало. – Мы, сильфы, славимся умением воспарить над прежними распрями. Я выказываю надежду, что нас ждут долгие годы процветания и любви, – при этих словах он мельком взглянул на Ристю, и та покраснела. – Довольно лирики, – тон стал деловым, – Сударыня Наргелиса, сударь Валенсий. Перейдем к детальному обсуждению договора.
После совета Наргелиса и Валейка вернулись в посольские комнаты, неся подписанный договор по очереди, как бесценную реликвию. Гулька убежала ловить доской остатки бури, Ристю все-таки утянул на прогулку Верховный, причем на его лице горело желание добиться от девушки всего, на что ее не сумела уболтать Клима, и урвать лакомый кусочек Принамкского края хотя бы в лице бывшей благородной госпожи.
...Валейка вошел в комнату последним, запер за собой дверь и беззвучно сполз по стене, обхватив руками плечи. Его трясло.
Наргелиса села рядом на корточки и невольно вспомнила, как сама чувствовала себя во время первого визита на Холмы. А ведь ей тогда не приходилось возражать Верховному.
- Тише, – сказала она негромко и тронула Валейку за макушку. – Это пройдет. Это всегда проходит. У нас получилось, мы все сделали правильно. И ты все сказал правильно. А сейчас… поплачь, если можешь, будет легче.
Валейка мотнул головой и сухо всхлипнул.
- Я как будто в бою побывал. В настоящем…
- Так то и был бой. Поэтому тебя можно поздравить с победой. Будешь ромашковый отвар? Нет? Тогда я добавлю в него медовухи. И солдаты, и дипломаты всегда так делают после битвы.
Наргелиса поднялась и пошла к жаровне. Валейка всхлипнул еще раз и затих. Кажется, мечтая удрать на войну за подвигами, он очутился на фронте посерьезнее…
- Вы не отвечали на мои письма, – с укоризной сказал Амадим.
- Мне нечего ответить вам, – Ристя поежилась. В беседке, пусть и застекленной, было на редкость неуютно. Ветер свистел из щелей, а снаружи со всех четырех сторон бушевал стонущий от урагана сад. Если сильфы считают подобное приятной обстановкой, они точно стукнутые об тучу.
- Достаточно было написать одно из двух слов, чтобы я понял, тщетны ли мои намерения.
- Из двух?.. – она подняла голову, и их глаза встретились.
Амадим смотрел прямо, неотрывно, с жадностью и тоской, как не позволял себе никогда.
- «Да» или «нет», – тихо пояснил он.
- В ваших письмах не было вопроса, на который я могла бы ответить подобным образом, – чопорно напомнила Ристя. – Вы изволили рассуждать о цветах, музыке, поэзии.
- Но сейчас вы взволнованы, а не удивлены, значит, верно истолковали смысл моих писем, спрятанный между строк.
- Я не знаю.
- Простите?..
- Мой ответ на ваш вопрос, – уточнила Ристя. – Я не знаю, какое из слов написать. По правде говоря, не желаю писать вовсе.
Амадим был сегодня не такой, как всегда. Эти взгляды во время посольских встреч, его сегодняшняя пикировка с Валейкой, и невесомые вздохи, которые, кажется, слышала только Ристя, потому что он так хотел. А сейчас холодные светло-голубые глаза были непривычно блестящими, только не от слез, а будто бы от его потаенных мыслей. И между бровей складка, но не как у Климы хмурая и упорная, а горькая и тонкая, словно Амадим все понимает и безмерно сочувствует своей несостоявшейся невесте.
«Что за чушь! Как он может сочувствовать тому, о чем не знает!»
Ристя встала со скамейки и прошлась по периметру беседки, не зная, куда себя деть. Амадим неотрывно следил за ней.
- Зачем вы так смотрите? – раздраженно выкрикнула девушка, позабыв обо всех приличиях. – Право, невозможно вынести ваш взгляд и вопросы в лоб! Вас специально учили этому, или подобный дар достался вам от природы?
- Поверьте, вы первая, кто точно так же в лоб об этом спросил.
- Не ерничайте! – Ристя стиснула пальцами измятый еще во время заседания ридикюль. Хотелось разбить им окно или швырнуть в Амадима, чтобы хоть кто-то из этих правителей, проклятых интриганов, поплатился за все, что с ней случилось. – Ах, я столько раз представляла себе, как скажу «нет» вам в лицо, но что вам мой отказ!
- Ваш отказ будет болью для меня, сударыня.
- Что за избитые фразы! Вы никогда не испытаете и не поймете ту боль, которую постоянно чувствую я!
- Вы Ристинида Ар, дочь Жаврана Ара, – все так же тихо и безвыразительно заговорил Амадим, лишь воздух в беседке странно зазвенел. – Шестнадцати лет вы лишились отца, матери, братьев, сестер и жениха в придачу. Все это произошло в одну ночь практически на ваших глазах. Вы скрывались, голодали и бедствовали до тех пор, пока единственный верный друг вашего отца не пристроил вас в Институт под фальшивым именем. Там вы получили репутацию стукнутой об тучу, потому что раны вашего сердца по-прежнему кровоточили. Орденские ищейки выследили вас, но обда Климэн сумела спасти, взамен заставив бежать вместе с ней. Вы снова скитались, затем, бывшая благородная госпожа, жили в ведской деревне вместе с полной амбиций обдой, смотрящим ей в рот восторженным юнцом, помешанным на колдовстве мальчишкой и его сестрой, милой во всех отношениях, но небольшого ума. Вы утратили интерес к внешнему миру, ушли в книги, мечтали о гибели, но у вас не хватало духу, а окружающим не было до вас дела. Наконец, вы понадобились обде, и она отправила вас на Холмы, где вы познакомились со мной. Впрочем, разве беседы об истории, национальных напитках и политике можно назвать знакомством?
Звон воздуха стал оглушительным, стекла задрожали.
- Верховный Амадим, прежде – внештатный агент пятнадцатого корпуса и слушатель ученого дома Амадим Ис, разрешите представиться. Мои родители, хвала Небесам, живые и здоровые, дали мне прекрасное образование. Меня ждало блестящее будущее и, как видите, дождалось. Когда мне было двадцать три года, развеялась моя первая невеста. Несчастный случай, она любила летать по ночам и не зажигала фонаря. Не мне вам объяснять, как больно терять тех, кого любишь. Но вы заперлись в своем горе, а я поднялся и воспарил над ним, пусть у меня ушло на это пять с половиной лет. Я влюбился, снова взаимно, дело шло к свадьбе, и – вообразите себе – ровно за три дня моя невеста попадает в сильный ветер, ее относит к кислотному морю, доска отказывает, и я по сей день не знаю, развеялась ли она от удара о воду или от самой кислотной воды. Во второй раз мне понадобилось десять лет. Наконец, я опять нашел свою единственную, трясся над каждым ее шагом, не пускал летать ни в сквозняк, ни по ночам. В итоге она не выдержала и ушла от меня к какому-то благородному господину. Я надеюсь сейчас, после взятия Мятезуча, она и ее дети остались живы. Потом было много событий, Небеса, так жестоко поступившие с моими невестами, отметили меня Верховным, но я успел смириться с мыслью, что никого уже не назову своей женой.
Амадим выдержал паузу. А когда снова заговорил, голос больше не был безжизненным: в нем звучали нежность и потаенная боль.
- И вот, я встречаю вас. Удивительного человека с измученными глазами. Ваша судьба показалась мне отдаленно похожей на мою. Мы оба теряли, подумал я тогда. Быть может, это означает, что нам больше не потерять друг друга? Мне было хорошо беседовать с вами, Ристинида. Даже о пустяках. Отмечу, что особенно о них, в те минуты вы становились собой. Вам это идет куда больше, чем посольская маска. Я уже тогда знал о вас гораздо больше, чем вы когда-либо захотели бы мне рассказать. Например, что вы любите янтарь. Вы до сих пор носите мой подарок, вижу, я угадал с выбором. А эта глупейшая история с бумагами? Я бы все равно сделал вид, что поверил вам, но штука в том, что вы сказали правду, и ветра донесли это мне. А потом, я знаю, вы долго корили себя за это. Мне так хотелось сказать вам, что не стоит, но я не знал, какими словами. Точно так же, как сейчас не знаете вы. Я писал что угодно, предчувствуя ваше умение читать между строк, но так и не набрался духу написать прямо, хотя сам люблю задавать прямые вопросы.